Мост через овраг

А школьное хоккейное первенство шло своим чередом, а зимние каникулы длились, длились, и можно было приходить не только на каток — огромный город распахивал перед ними улицы в заснеженных деревьях, с веточками, торчащими кверху, как стеариновые свечки. Больше всего им нравилось встречаться у входа на почтамт, под большими часами с остеклённым циферблатом, с музыкальным устройством. Прежде чем пробить, часы мелодично пели — звуки были гортанно-булькающими, точно исходили откуда-то со дна, из далёких океанских пучин. Это были часы, отмечающие время во всех крупных городах мира. Значит, не только в Минске, а в Праге, Токио и Оттаве время свидетельствовало, что они — Инга и Капитан — стоят вдвоём.

Ни разу Капитан не поинтересовался, как ей удалось проникнуть в мальчишечью команду, а Инга ни разу не похвасталась, с чего началась её хоккейная судьба, потому что ей одной было ведомо: так надо.

И вот сегодня решающий матч между сорок третьей и четырнадцатой школами. Кому повезёт на ледяном поле: ей, Инге, или ему, Капитану?

Инга снова огляделась, увидела, что мальчишки уже собираются на разминку, и тоже намерилась выйти из раздевалки, освещённой бедно, сумрачно, на поле, залитое светом фонарей, как лунами, и блистающее гладкой поверхностью.

— Поглубже шапку надень, Ингин! — посоветовал ей Саша Лихотин.

Инга поправила шапку и сдержанно усмехнулась, Ингин — была её новая фамилия, так условились ребята. Совсем мальчишечья фамилия: Ингин, Лихотин…

Когда оказалась Инга на поле, кто-то из хоккеистов в нетерпении сильно бросил шайбу. Шайба стремительно полетела по льду и в то же время как бы надо льдом, изредка касаясь его с коротким треском, словно чиркали большой спичкой.

На другой стороне поля разминалась четырнадцатая школа. Инга старалась не глядеть туда, а когда посмотрела — встретила злорадный взгляд Железного. Железный был неутомимым хоккеистом, играл он грубо, напористо. Инга мысленно прозвала его Железным, а позже узнала, что все в команде так и зовут его: когда он дышал открытым ртом, был виден металлический зуб.

И теперь злорадный взгляд Железного наполнил Ингу тревогой, её слегка передёрнуло, точно бросили ей за спину ледяшку. Она замедлила бег и ожесточённо швырнула шайбу — без разбору, лишь бы летела…

Но вот разминка кончилась, поле опустело, трибуны притихли, как бы вобрали в себя шум, на середину площадки выехал судья в малиновом джемпере и требовательным свистком вызвал на лёд обе команды; хоккеисты выкатили и замерли — шесть против шести. Инга смотрела на Капитана, Капитан смотрел на неё. И она подумала, что и Капитан опасается за неё — девчонка на хоккейном поле! — но внутренний голос настойчиво и неопределённо повторяет ему: так надо, так надо.

И началась погоня за шайбой — осмысленная, стремительная, опасная погоня. Костяно загремели клюшки, застучала шайба о деревянные ворота, коньки стали выписывать зримые полукружия, сдирая пыль со льда. Вокруг шайбы хоккеисты свивались в клубок, теснили её клюшками, шайба беспорядочно подскакивала, а потом вдруг устремлялась на свободный лёд как выстреленная, но её тут же настигала какая-нибудь клюшка или сразу несколько клюшек, и тогда снова всё свивалось в пёстрый живой клубок: свитера, шапочки, гетры. Причудливая игра, не игра — хаос!

Инга позабыла обо всём на свете: о трибунах, которые рябили в глазах, об опасности крутой мальчишечьей игры и даже о самой себе; был хоккеист Ингин, и была шайба, которую надо сурово нянчить клюшкой, потому что шайба изменчива, неуловима.

Вихрь игры втягивал в клубок и Ингу, отпускал на волю, но ненадолго, чтобы через минуту снова затянуть на невидимой прочной нити в мешанину клюшек, свитеров, гетр.

С самого начала игры Ингу стал сторожить Железный, она с трудом уходила из-под его надзора, кружила по всему полю. Удалось запутать его, выйти на свободное место и, срезая угол, повести шайбу на ворота. Железный остался где-то позади, она услышала его злое сопение, поняла, что нагоняет он, что помешает сделать бросок, и дала пас Лихотину. На бешеной скорости Железный пронёсся вслед за шайбой, но Саша Лихотин молниеносно отбросил шайбу Инге, и она ворвалась вместе с шайбой в низкие воротца.

Как взорвались трибуны, как обозлённо глянул на Ингу Железный, как затрясся его белый, мучнистый подбородок!

Она поскорее выбралась из чужих ворот, поспешила на середину, потому что игра продолжалась, клюшки стучали ещё ожесточённей, новыми спиралями ложились на лёд следы коньков.

Пожалуй, теперь она бы не могла открыто глянуть на Капитана, потому что казалось: он досадует на неё, подобно Железному.

Перед Ингой мелькали свои и чужие хоккеисты, но знакомую спину, знакомые напряжённые руки она угадывала сразу. Ей даже привелось столкнуться с Капитаном в борьбе за шайбу — она ощутила на щеке его горячее дыхание. Капитан оттолкнул её, овладел шайбой, Инга разозлилась, нагнала Капитана и тоже наддала ему плечом, но было поздно: Капитан отбросил шайбу Железному, а Железный помчался к воротам, вытворяя совершенно немыслимые финты.