Мост через тьму

Все, можете убивать, вот и дурацкая улыбка полезла на лицо, хотелось руками схватить щеки (благо они почти впалые) и придержать на месте, чтобы не позориться.

— Привееет, — захотелось побиться головой об это самое дерево, что за тягучее «е», я так не говорю, я нормальная, нет серьезно, я нормальная, пусть и выгляжу не так.

— Можно, проведу тебя? — не доверяя своему голосу и всяким тягучим буквам, просто утвердительно кивнула.

Как-то разговор у нас не клеится, он сам по себе молчун, я пристукнутая, идем молчим, если бы сидели, я бы начала ерзать, а так только руками тереблю край туники, хорошей такой, легкой и светлой, ее можно и как платье носить, но тогда ноги открыты, а это непривычно, поэтому я тонкие брюки надеваю под нее. Мне вообще некомфортно ходить с открытой кожей (у нас - то вечно холодно и это нормально, что кожу видит только семья, а «всю» кожу только муж), а тут короткие рукава, платья до колен и голые ноги — это нормально.

— Я все пытаюсь вспомнить подробности ритуала призыва «демона», ну то есть, ты поняла о ком я, надо отучиваться так говорить, — он взглянул на меня, я кивнула, мол и понимаю я, и отучиваться пора, — и не могу, пелена и какие-то смутные образы, а ты что-то помнишь?

Неловкий вопрос, вот прям очень неловкий и что мне говорить, врать или правду? Нет, правда здесь явно будет лишняя, но и врать не хочется.

***

Мой ритуал он, пожалуй, самый странный, хотя его и ритуалом-то назвать язык не повернётся. Все случилось в ночь похорон мамы и брата, в ту ночь, когда меня тоже не должно было остаться в живых. После ссоры с отцом я, не помня себя и не понимая, что делаю, убежала из дома. Да это самое провальное мое решение, когда-либо сделанное, но именно оно имело место быть и именно оно стало решающим в моей истории.

Я бежала, задыхаясь от слез, не видя перед собой ничего и не чувствуя холода, который проникал внутрь меня. Он смешивался с моим собственным душевным холодом и замораживал всю меня. Слезы жгли глаза, гнали все быстрее, давая иллюзию, что мне жарко, в боку кололо от бега, дыхание вырывалось сгустками пара, я слышала только шум своей крови в ушах. Закономерно, что, не видя, куда бегу, я споткнулась много раз, так споткнулась, прежде чем окончательно упасть. Я лежала лицом в снег, пытаясь вдохнуть, но воздуха не было, был только снег и холод. Наверное, я перевернулась на спину, потом, наверное, осознала, что одета только в домашние вещи (и пусть они теплые, поскольку дома тоже прохладно), но все равно не рассчитаны на улицу, помню, как стало холодно и я скрутилась калачиком, продолжая подвывать в голос. А потом в мое замутнённое сознание пробился чавкающее-рыкающий звук. Страшный звук, который знают и маленькие дети (коим я была в тот момент, и даже младше меня его знают). Это звук измененной живности, тех, кто под давлением обстоятельств, холода, голода, энергетических сбоев в мире, и еще непонятно чего, перестал как таковым быть живым. Они страх и ужас для Гораны, они погибель, ради защиты от них и был придуман ритуал призыва демона-защитника.

Перестав сразу подвывать, а поскольку это было сложно, я просто запихнула рукав себе в рот и сжала зубы, пыталась понять, откуда идет смерть и есть ли у меня шанс уйти от нее. Интересные существа люди: еще совсем недавно я, не ведая себя, мчалась не пойми куда, не думая о последствиях и не желая жить, а теперь ощутив дыхание смерти, я готова бороться до последнего вздоха.

Их было трое, они заходили с трех сторон принюхиваясь своими огромными носами, наверное, до перерождения они были волками или кем-то схожим с ними, сейчас же это были монстры. Свалявшаяся шерсть, огромные зубы, с которых капает яд, попадание которого в кровь к живому человеку обращает его, если, конечно, его не съедят раньше перерождения. Потусторонний огонь в глазах и вонь, специфический запах смерти, которую они несут и которой сами являются.

Никто не знает, почему обратились первые животные, хотя бабушка считает, что их обратили насильно, внеся яд им в кровь, следующие же пошли цепной реакцией. Если воины погибли от зубов и когтей таких тварей их, не хоронят, их уничтожают в пыль, чтобы зараза не распространялась, и чтобы не дай боги, они не очнулись. Есть и такие страшные истории у каждого Дома, когда родные и близкие перед захоронением (или во время, бывало и после) принимались уничтожать и пожирать своих домочадцев. Это ещё один пункт, почему Дома теперь живут так кучно, легче отбиваться, легче хоронить, легче жить.

У меня, двенадцатилетнего ребенка. не было шанса, ни единого, но, видимо, я была для чего-то нужна этому миру, и боги сжалились надо мной. Я так сильно испугалась и завопила мысленно, вслух боясь даже дышать, чтобы раньше времени не привлечь к себе внимание, а ведь даже не убежишь - догонят. И на дерево не залезешь, они лазят лучше, только бой, в моем исполнении смех и только.