– Да. Наверняка. Любой ангел-хранитель ответил бы на это объявление, если бы знал, что дала его именно ты.
– Мне такой как раз и нужен, – сказала она, и чуть погодя, – А у тебя есть объявление?
Я кивнул и сам себе удивился.
– Да, я его годами писал:
«Требуется: стопроцентный ангел-хранитель женского рода в человеческом образе. Независимая, любительница приключений, с незаурядным умом. Предпочтительно умение творчески реагировать на многие формы общения. Должна владеть лошадиной латынью».
– Это все?
– Нет, – сказал я.
«Обращаться только ангелу с чудесными глазами. сногсшибательной фигурой и длинными золотистыми полосами. Требуется выдающееся любопытство, неуемная жажда знаний. Предпочтительны профессиональные навыки в сферах творчества и бизнеса, опыт работы на руководящих должностях. Бесстрашная, готовая на риск. Со временем гарантируется счастье».
Она внимательно слушала.
– Вот эта часть про сногсшибательную фигуру и длинные золотистые волосы, – не слишком ли это приземлено для ангела?
– А почему бы ангелу-хранителю не иметь сногсшибательную фигуру и длинные волосы? Разве станет она из-за этого не такой ангельской, менее совершенной для своего смертного подопечного и не такой способной в своей работе?
– В самом деле, почему ангелы-хранители не могут быть такими? – думал я, жалея, что со мной нет блокнота. – Почему бы не быть целой планете, населенной ангелами, освещающими жизни друг друга тайнами и приключениями? Почему хотя бы немногим из них не находить друг друга время от времени?
– Значит, мы принимаем такой телесный образ, какой наш смертный /.$./%g-k) сочтет для себя наиболее очаровательным? – спросила она. – Когда учительница хорошенькая, тогда мы обращаем внимание на то, что она говорит?
– Верно, – сказал я. – Одну секунду:
Я отыскал блокнот на полу у кровати, записал то, что она сказала, потом поставил тире и букву "Л" – от Лесли.
– Тебе не приходилось замечать, как постепенно меняется внешний облик человека, которого уже знаешь какое-то время?
– Он может быть самым красивым в мире мужчиной, – сказала она, – но может подурнеть, как воздушная кукуруза, когда ему нечего сказать. А самый некрасивый мужчина заговорит о том, что для него важно, и почему это для него важно, и через пару минут он становится таким красавцем, что хочется его обнять!
Я полюбопытствовал:
– И с многими некрасивыми мужчинами ты появлялась на людях?
– С немногими.
– Почему, если в твоих глазах они становятся красивыми?
– Потому что они видят стоящую перед ними Мэри Кинозвезду, этакую расфуфыренную красотку, и думают, что она смотрит только на Гарри Красавчика. Они редко просят, чтобы я появлялась с ними в свете, Ричард.
Дураки несчастные, – подумал я. – Они редко просят. Из-за того, что мы берем на веру лежащее на поверхности, мы забываем, что внешнее – это не то, что мы есть на самом деле. Когда мы находим ангела с блестящим умом, ее лицо становится еще прекраснее. А потом она говорит нам: «Да, кстати, у меня еще вот такое тело:»
Я записал это в блокнот.
– Когда-нибудь, – сказала она, ставя поднос с завтраком на ночной столик, – я еще попрошу тебя почитать твои записки. – От ее движения простыня снова упала. Подняв руки она сладко потянулась.
– Сейчас я просить не буду, – сказала она, подвигаясь ближе. – Хватит на сегодня вопросов.
Поскольку думать я уже не мог, меня это вполне устраивало.
Двадцать
Это была не музыка, это был неблагозвучный скрежет пилы по металлу. Едва она отвернулась от стереоколонок, выведя их на максимальную громкость, как я уже весь кипел от недовольства.
– Это не музыка!
– ПРОСТИ, ЧТО? – сказала она, вся уйдя в звуки.
– Я ГОВОРЮ, ЭТО НЕ МУЗЫКА!
– БАРТОК!
– ЧТО? – сказал я.
– БЕЛА БАРТОК!
– ТЫ НЕ МОГЛА БЫ СДЕЛАТЬ ПОТИШЕ, ЛЕСЛИ?
– КОНЦЕРТ ДЛЯ ОРКЕСТРА!
– ТЫ НЕ МОГЛА БЫ СДЕЛАТЬ НЕМНОГО ПОТИШЕ ИЛИ НАМНОГО ТИШЕ? ТЫ НЕ МОГЛА БЫ СДЕЛАТЬ НАМНОГО ТИШЕ?
Она не расслышала слов, но поняла смысл и уменьшила громкость.
– Спасибо, – сказал я. – вуки, это: ты что, серьезно считаешь, что это – музыка?
Присмотрись я внимательней, и помимо очаровательной фигурки в цветастом купальном халате, волос, упрятанных для просушивания в тюрбан из полотенца, я бы заметил разочарование в ее глазах.
– Тебе не нравится? – сказала она.
– Ты любишь музыку, ты училась музыке всю жизнь. Как ты можешь называть эту дисгармонию, которую мы слышим, этот кошачий концерт, как ты можешь называть это музыкой?
– Бедняжка Ричард, – сказала она. – Счастливчик Ричард! Тебе еще столько предстоит узнать о музыке! Сколько прекрасных симфоний, сонат, концертов тебе предстоит услышать впервые! – Она остановила кассету, перемотала и вынула из магнитофона.
– Пожалуй, Барток – это чуть рановато. Но я тебе обещаю. Настанет день, когда ты послушаешь то, что слышал сейчас, и скажешь, что это великолепно.
Она просмотрела свою коллекцию кассет, выбрала одну и поставила на магнитофон, где до этого был Барток. – А не хотел бы ты послушать немного Баха: Хочешь послушать музыку твоего прадедушки?