Пратима была права. Я это знаю по собственному опыту. Мать может прилагать все силы, чтобы поддерживать нормальное общение с ребенком, но отношения все равно разлаживаются. Я сама была трудным подростком — вплоть до того времени, как не забеременела в двадцать два года и не родила Мэдди. Тогда я вернулась к родителям с протянутой рукой и просьбой о помощи, потому что у нас с Джейком не было ни работы, ни денег и мы попали в трудное положение. Джейк приехал на запад из Онтарио ради походов по горам, катания на лыжах и молодежных вечеринок. Я сразу влюбилась в него и присоединилась к нему как заядлая лыжница. Мой отец, который в то время уже был начальником полиции, помог Джейку найти работу на стройке у своего друга. А моя мама сидела с Мэдди, пока я проходила подготовку для службы в полиции. Благодаря отцу я поступила в полицейский отдел Твин-Фоллс, а Джейк в конце концов основал собственный небольшой строительный бизнес. С другой стороны, Мэдди никогда не сидела на одном месте, даже после того, как вышла за Даррена Янковски из своего класса. И родила двух девочек, моих внучек.
Я поворачиваю на улицу, застроенную пригородными домами стандартного образца. Это один из новых городских кварталов, расположенный выше других на горном склоне. В конце тупика стоит прелестный двухэтажный дом Мэдди и Даррена, белый с зеленой отделкой. Джейк помог им построить его.
Когда я замечаю дом, мышцы шеи непроизвольно напрягаются и начинает сосать под ложечкой.
Я сворачиваю на подъездную дорожку, глушу двигатель и смотрю на дом с причудливыми мансардными окнами. Их сосед уже развешивает рождественские гирлянды на елке, растущей на его переднем дворе. Тепло закутанный малыш наблюдает за ним из сидячей коляски на крыльце. Над каминной трубой вьется дымок.
Я выхожу на дорожку и машу рукой соседу. Тот быстро косится на дверь дома Мэдди и Даррена и не торопится отвечать на приветствие. Неужели я выгляжу чужой во дворе у собственной дочери? Или он хорошо знает, кто я такая и что мне не рады в этом доме?
Я стучу в парадную дверь.
Мне открывает Даррен. Он хорошо владеет собой, поэтому изумленное выражение на его лице быстро сменяется улыбкой.
— Рэйчел? Что… что вы здесь делаете?
Я убираю ключи от автомобиля в задний карман и замечаю маленькую Дейзи, выглядывающую из-за угла.
— Здравствуй, Дейзи. — Я опускаюсь на корточки. — Как поживаешь, малышка? Как твоя сестричка?
Четырехлетняя Дейзи робко улыбается, выступает вперед и цепляется за джинсы своего отца, прислонившись к его ноге.
— Поздоровайся, Дейзи, — говорит Даррен. — Это твоя бабушка.
— Здрасьте, — застенчиво говорит она и заливается румянцем.
Я чувствую острый укол боли от того, что стала чужой для моих внучек. Бог знает, я старалась изменить это, но Мэдди ставит мне препоны, где только возможно.
— Я тебе кое-что принесла. — Я достаю из кармана батончик «Сникерс» и протягиваю ей.
— Мэдди не хочет, чтобы девочки ели сладкое. — Даррен умудряется принять извиняющийся вид. — Особенно с арахисом.
Я опускаю батончик в карман.
— Ладно, Дейзи, тогда в следующий раз привезу тебе кое-что получше. А где Лили?
— Шпит, — очаровательно шепелявит она. У меня сжимается сердце, к глазам подступают слезы. Я быстро встаю.
— Мэдди дома? — спрашиваю я Даррена. — Я видела ее автомобиль в гараже.
Он выглядит сконфуженным. Дверь гаража открыта, автомобиль стоит внутри. Он не может изобразить Грэйнджера и сделать вид, будто его жены нет дома.
— Кто там? — я слышу голос Мэдди за углом коридора.
Когда она видит меня, то застывает на месте, вцепившись в колеса кресла-каталки. Ее лицо каменеет.
— Привет, Мэдс, — говорю я.
— Кто умер?
— Я проезжала мимо. Решила заглянуть… чтобы повидаться с внучками.
— Ну да.
— Мы можем поговорить?
— Если хочешь поговорить, можешь все сказать здесь.
В прихожей. С дверью за спиной.
— Ко мне приехала женщина по имени Тринити Скотт. Она делает подкаст об убийстве Лиины Раи.
Мэдди смотрит на меня. Время растягивается, как желе. Потом она резко разворачивает кресло и выкатывается из коридора.
— Заходите, — тихо говорит Даррен и отодвигается в сторону.