Мост исполнения желаний

– Ничего особенного, товарищ лейтенант, здесь не происходит. Просто Сонечку в машине укачало, вот, пришлось остановиться. Я понимаю, что здесь нельзя, но я готова заплатить штраф, – сказала я и только после этого прочитала, что на машине написано «Дежурная часть Первомайского ОВД». Стало быть, передо мной стоял не дэпээсник.

– Укачало, говорите?

– Да, – подтвердила мамаша. – Моя дочка совсем не может в машине ездить, ее сразу тошнить начинает.

– А куда же вы ночью ехали? – осведомился лейтенант.

– Домой, – твердо ответила я.

– Откуда? – вполне логично поинтересовался Кривцов.

– Из больницы, – тут же нашлась я. – У Сони было подозрение на аппендицит.

– А документы у вас имеются?

– Конечно! – Я шагнула к «Мини-Куперу» за документами, но показать их не успела.

В милицейской машине сработала рация, и коллеги позвали лейтенанта.

– Ладно, я думаю, что у вас с документами все в порядке. У нас срочный вызов. Я рекомендую вам побыстрее сесть в машину и отъехать отсюда. На мосту остановка запрещена, – с этими словами лейтенант сел в свою «семерку».

– Садитесь ко мне, – предложила я незнакомке, доверительно улыбнувшись, но та отрицательно замотала головой, не произнося вслух ни слова. Вероятно, комок отчаяния перекрыл ее дыхание. Она выглядела незащищенной, ранимой и в то же время самоуверенной и безжалостной к своей дочери. Я чувствовала, что надо отвлечь ее от крамольных мыслей разговором: – Ну что вы боитесь? Я не страшнее той бездны, что внизу. Может, мы вместе что-нибудь придумаем? Отчаявшиеся женщины должны помогать друг другу.

– А я и не боюсь, просто мне ехать некуда.

– Значит, покатаемся по городу. Мне тоже ехать некуда. Вот такое вот совпадение.

– Мамочка, я замерзла, – пролепетала вдруг девочка, не открывая глаз.

Женщина с жалостью посмотрела на своего ребенка и села в машину. Я подумала, что еще не все потеряно: ее желание покончить жизнь самоубийством и прихватить с собой дочь может отступить навсегда. Мне очень хотелось знать, что довело эту особу до такого отчаянного шага, но я не спешила с вопросами. Боялась ее спугнуть. Я просто ездила по городу. Сонечка сопела на заднем сиденье, а незнакомка то и дело охала. Вдруг она заговорила:

– Я не знаю, что ты себе понапридумывала. Мы просто гуляли, Сонечка заснула, мне пришлось взять ее на руки. Я устала и остановилась на мосту передохнуть...

– Конечно, так все и было, – закивала я.

– Не веришь?

– Верю, – сказала я, а женщина расплакалась.

Эти слезы выдавали, что себя обмануть ей не удалось. Она тихонько оплакивала свои нереализованные планы и все время оглядывалась назад, на дочь. Сонечка ворочалась, но больше не просыпалась.

– Все потеряно, все, – наконец, пролепетала женщина.

– Если все потеряно, то где? – С моего языка совершенно не к месту слетела любимая фраза моей подруги.

– Здесь. Я работала здесь, – сказала незнакомка, когда мы проезжали мимо «Тетта-банка», над входом в который горела сине-красная вывеска. – Меня уволили, и с тех пор я не могу найти постоянную работу.

Похоже, Алинкина поговорка пришлась к месту.

– Так все дело в этом?

– Нет, все дело в Таньке. Моя мама ее пригрела, а она... В общем, вас это не касается.

– Вероятно, так и есть.

Я не уговаривала женщину продолжать свой рассказ, не напоминала ей о том, что, сказав «а», надо говорить «б». Она и сама знала это не хуже меня. Помолчав несколько минут, моя пассажирка продолжила:

– Понимаешь, я должна была ее наказать. Ради моего мужа. Но в итоге снова пострадала. Я хочу к Андрюше. Нам с ним так хорошо было. Я уже никого не смогу полюбить, никого.

– Я тебя понимаю, тех, кто ушел из жизни, любить проще. Они уже не раскидывают свои шмотки по квартире, не сбрасывают пепел на новый ламинат, когда курят, не проматывают деньги на выпивку, более того, они не изменяют. Этого никак не скажешь о живых.

– Мой Андрюша и при жизни ничего такого, о чем ты говорила, не делал. Он был идеальным, другого такого нет. А если так, тогда зачем жить?

Ответ напрашивался сам собой, и я его озвучила:

– Ради дочери.

– Нет, этот мир слишком жесток для нее. Я не хочу, чтобы она выросла и страдала так же, как я, от его несправедливости. Она – ангел, а ангелы должны жить на небесах. Сонечка бы ничего не почувствовала, она умерла бы во сне. Я дала ей большую дозу снотворного. Мы снова оказались бы вместе, Андрюша, я и Сонечка.

– Думаешь, вам открылись бы эдемские врата? Соня, возможно, и попала бы в рай. А вот ты – определенно нет.

– Почему ты так говоришь? Ты же меня совсем не знаешь! Я никогда и никому ничего плохого не делала. А сколько я страдала!

– То есть ты считаешь себя святой? А ведь ты едва не совершила убийство собственной дочери. Самоубийство – это тоже грех. Я где-то читала, что души самоубийц становятся неприкаянными, они не могут вознестись на небеса.

– Значит, Андрюшина душа неприкаянная? И моя стала бы такою же? Это многое меняет, – незнакомка вдруг осознала всю нереальность своих ожиданий. Мне показалось, что иллюзия, испарившись, причинила ей душевную боль. – Выходит, я могла бы расстаться с Сонечкой навсегда?