Мост к людям

— Какое вы имеете право подозревать нас? — крикнул я, полный благородного возмущения. — С чего вы это взяли?

— С чего? — засмеялась она. — Да я вас насквозь вижу!

— Вы оскорбляете пассажиров! — возмутился я. — Я буду жаловаться!

— Пхи! — Она пожала плечами, небрежно сунула деньги в карман моего пиджака, легко крутнулась и захлопнула каюту. Щелкнув замком, она метнула на меня уничтожающий взгляд и присовокупила: — Видывали мы таких. Не впервой. Из-за вашего брата план никак не выполним!

Вот как! Оказывается, приоритет в этом деле принадлежал не нам… Это меня окончательно вывело из себя. Будто не по моей вине, а по вине этой вредной проводницы я так опозорился…

Выручил Сашко. Вместе с Оксаной он неожиданно вырос за моей спиной. То ли до них донесся шум нашей словесной перепалки, то ли случайно они очутились здесь, но в эту трагическую для меня минуту оба оказались рядом, как полагается истинным друзьям.

— Что случилось? — спросил Сашко.

— Подумай только! Она смеет подозревать, что я беру одну плацкарту для… ну… одним словом, она смеет считать, что мы с тобой хотим воспользоваться Оксаниной плацкартой. — Тут я увидел в глазах у Оксаны предательский огонек, похожий на Мотино лукавство, и осекся: ведь Оксане с ее характером ничего не стоило расхохотаться и тем выдать меня с головой!

Сашко сразу оценил ситуацию и не колеблясь ринулся в атаку:

— Так что же, по-вашему, мы мошенники?

— А я не знаю, кто вы, — отозвалась Мотя из глубины коридора, и ее звонкий голос на секунду перекрыл глухие вздохи машины. — Может, вам денег жаль!

— Денег? Да у меня их… — Сашко быстро сунул руку в карман, затем в другой, как бы собираясь вывернуть их наизнанку и продемонстрировать перед дерзкой блюстительницей закона свои несметные богатства. Но карманов не вывернул, а ограничился одним красноречивым жестом, что было с его стороны весьма предусмотрительно.

Тут уж Оксана не выдержала и громко рассмеялась. Смеялась она, конечно, над нами, но у нее хватило ума с чисто женским коварством обернуть свой смех против Моти.

— Стоит ли считать свои деньги перед какой-то там… — небрежно сказала она. — Брось! — И, чтобы не расхохотаться окончательно, быстро ушла с видом оскорбленного достоинства.

Сашко охотно с нею согласился. Он застегнул пиджак, словно опасаясь, что из карманов могут посыпаться червонцы, и поспешил ретироваться.

Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

Ситуация сложилась безнадежная. Ясно, что Мотя не преминет рассказать все капитану и его помощникам и у них будет отличный повод повеселиться над незадачливыми пассажирами. Кроме того, нас, безусловно, не оставит теперь ее всевидящее око, и каждое наше движение будет обсуждаться там, наверху, в сопровождении ее колких, а главное, справедливых комментариев. Не сговариваясь мы пришли к единому выводу: спасти нашу честь может только борьба. Сложить оружие и проглотить оскорбление означало признать, что Мотины подозрения не лишены основания. Для меня и Сашка это было совершенно ясно. А вот как поведет себя Оксана? Я ей не очень доверял. Но, приглядевшись к выражению ее лица, понял, что мы можем рассчитывать по крайней мере на ее невмешательство.

Мозг мой лихорадочно работал. Какую бы найти зацепку, к чему придраться, чтобы начать борьбу при гарантированном выигрыше?

На сей раз счастливая идея осенила Сашка.

— Послушай, — сказал он, — она обязана была продать плацкарту. Ты платил деньги.

Это был аргумент. Она могла думать что угодно, могла даже выгнать нас из каюты, коль скоро мы бы туда явились… Но отказать в плацкарте, когда все места свободны…

— Где книга жалоб? — Сашко решительно поднялся с чемодана, на котором сидел, и, не ожидая ответа, подался на палубу.

Не знаю, о чем он говорил с капитаном, но через несколько минут с верхней палубы спустилась Мотя. Лицо ее было непроницаемо спокойно. Она подошла и, будто впервые видя нас, спросила:

— Кому тут плацкарту?

Я вынул из кармана злополучные полтора рубля и, стараясь не встретиться взглядом с проводницей, протянул деньги Оксане. Та в свою очередь молча передала их Моте.

— Вторая каюта, третье место, — раздался бесстрастный голос, и девушка пошла по коридору.

Щелкнул замок, дверь распахнулась. Не глядя в нашу сторону, проводница молча удалилась. Оксана взялась за узел.

— Пошли?

— Будь она неладна! — ответил я, имея в виду Мотю, и в досаде швырнул окурок за борт. На фоне темной воды он описал искрящуюся траекторию и скрылся в волнах.

Я проснулся от пронизывающего холода. Мы лежали с Сашком на верхней палубе, плотно прижавшись друг к другу. Вокруг разверзлась беззвездная ночь, густая и черная, и казалось, что за бортом не вода, а бездонная пропасть…

Руки и ноги окоченели. Только спиной я ощущал скупое тепло, которым со мной делился здоровяк Сашко. Вот так ночка, нечего сказать! Спросонок я никак не мог вспомнить, почему мы оказались здесь, на палубе, а не внизу, у машинного отделения, где все-таки значительно теплее. Скорее всего свалились там, где застал нас сон, как это бывает с маленькими детьми после хорошей взбучки.