Мост к разуму

 Думал, что меня готовят для дипломатической деятельности или для работы ксеносоциологом в Конфедерации, но, в сущности, я уже два года был в ЗБВВ – проходил курс иммерсионной терапии, о которой, естественно, ничего не мог помнить: обращение с оружием и разные подлые приемы… Я все поражался, почему у других студентов намного больше тем для разговоров, чем у меня, но наставник заверял, что со мной все нормально, что я прекрасно сдал экзамены под гипнозом и к выпуску все прояснится и всплывет в сознании… Помню лишь, что весь тот год я жил с ощущением, будто мне приходится вкалывать куда больше, чем всем остальным, однако…

 Так и было, Отто. Пропустим. Возраст 25 лет. Прошу вас.

 До середины 223 года я был оператором 2–го класса. Затем – стажировка на премьер–оператора: первая калька личности. Я воплотился в Меркурио де Фоллетте, уполномоченного кредит–союза на Мундо и Лагардо, подозреваемого в нарушении статьи третьей…

 Он был виновен? Прошу вас.

 Конечно, виновен, но мы хотели выяснить, кто еще замешан в деле, и обнаружилось, что вся его так называемая «семья»…

 Пропустим. Возраст 26 лет. Прошу вас.

 Третье задание в качестве премьер–оператора. В тот год я впервые убил человека. В каком–то смысле это была самооборона. В каком–то смысле… Я полностью находился в его власти. Если бы он только знал об этом… Мне пришлось убить его, иначе он убил бы меня… Так что в каком–то смысле это была самооборона…

 Сизигий.

 …в каком–то смысле это была…

 Трубкозуб, сатанизм.

 …самооборона…

 Герундий. Теперь спать.

1

 В искусственной гравитации все дороги вели вверх. Доктор философии Айзек Кроуэлл остановился, чтобы отдышаться, откинул со лба влажные волосы и постучался в каюту психиатра. Дверь скользнула в сторону.

 – А–а, доктор Кроуэлл.

 Человек за столом был столь же худ, насколько Кроуэлл тучен.

 – Проходите, пожалуйста, садитесь.

 – Благодарю. – Кроуэлл опустился в самое прочное на вид кресло. – Вы… э… вы хотели…

 – Да.

 Психиатр подался вперед и отчетливо проговорил:

 – Сизигий. Трубкозуб, сатанизм. Герундий.

 Кроуэлл медленно закрыл и открыл глаза. Потом перевел взгляд на свой объемистый живот и в изумлении покачал головой. Он обхватил большим и указательным пальцами жирную складку и сдавил.

 – О–о!

 – Хорошая работа, – сказал психиатр.

 – Замечательная. Неужели нельзя было для начала заставить старичка сбросить вес? А уж потом загонять в него меня?

 – Это необходимо для полноты образа, Отто.

 – Отто… да… Все возвращается… Ну что же, я…

 – Стоп! – Психиатр надавил на кнопку в столе, и дверь с шелестом закрылась. – Простите. Продолжайте.

 – Я, Отто Макгевин, премьер–оператор. Работаю на ЗБВВ. А вы – такой же психиатр, как я – доктор Айзек Кроуэлл. Вы – Сэм… э–э… Нимиц. Когда я выполнял задание на планете Весна, вы были командиром секции.

 – Все правильно, Отто. У вас хорошая память. Вряд ли мы встречались больше двух раз.

 – Три. Дважды на коктейлях и один раз за бриджем. У вашей партнерши был большой шлем, и я до сих пор не понимаю, как ей удавалось передергивать…

 Нимиц пожал плечами:

 – Она тоже была премьером.

 – Была. Да… Значит, вам известно, что она мертва…

 – Полагаю, я не уполномочен…

 – Разумеется. Итак, на этот раз вы – мой инструктор?

 – Правильно. – Нимиц вытащил из внутреннего кармана накидки узкий конверт, сломал пластиковую печать и передал Отто. – Пятиминутная краска, – предупредил он.

 Отто быстро зафиксировал в памяти три страницы текста, потом медленно прочитал от начала до конца и отдал Нимицу как раз в тот момент, когда строчки начали бледнеть.

 – Вопросы есть?

 – По–моему, все ясно. Я теперь стал этим старым толстым профессором Кроуэллом. Точнее, стану им, когда вы прогоните меня через мнемонический ряд в обратной последовательности. Я владею языком так же хорошо, как он?

 – Видимо, не совсем так. Учебных лент по бруухианскому не существует; Кроуэлл – единственный человек, которому пришло в голову выучить диалект. Вы пять недель находились под двусторонним гипнозом, постигая язык. Горло саднит?

 Отто поднял руку, чтобы дотронуться до кадыка, и вздрогнул, коснувшись четвертого подбородка Кроуэлла.

 – Боже, этот профессор в отвратительной форме! Да, горло немного саднит.

 – Бруухианский язык на слух – сплошное рычанье. Я выучил стандартную фразу. – Нимиц издал звук, напоминающий рык носорога–тенора, вопящего от боли.

 – Черт возьми, и что же это значит?

 – На том диалекте, который вы выучили, это – обычное приветствие в неформальном ключе:

 Да не сгустятся тучи над вашей семьей.

 Да случится вам умереть под солнцем.

 Конечно, на бруухианском языке фраза звучит в рифму. На бруухианском вообще все зарифмовано: все существительные заканчиваются на один и тот же слог. Эдакая затяжная отрыжка.

 – Изумительно. Полчаса такой милой беседы, и я заработаю себе ларингит.

 – Не заработаете. Как только вы станете Кроуэллом, все вспомните. К тому же в вашем багаже есть таблетки, смягчающие горло.

 – Ладно. – Отто помассировал свое огромное бедро. – Послушайте, надеюсь, это мое назначение не потребует слишком активных действий? Похоже, пластиплоть, которую я ношу на себе, равна моему собственному весу.