Затем Ревик рявкнул на Джона, выводя его из транса вопросом, был ли за дверью охранник, и если да, то кто, чёрт возьми, это был.
Когда Джон просто продолжил стоять там, заикаясь, Ревик позвал Ниилу, вероятно, вырвав её образ прямо из головы Джона. Когда гибкая видящая появилась в дверях, выглядя взволнованной и слегка испуганной, Ревик холодно приказал ей выпроводить Джона.
Джон позволил ей, не произнеся ни слова.
Он также не рассказывал никому об увиденном.
С другой стороны, никто из них не говорил о таких вещах, если они были наняты командой в Сан-Франциско хотя бы на несколько дней. Джон быстро понял, что эти правила нельзя нарушать, работая на Ревика.
Конечно, Джон и раньше видел эту сторону Ревика.
Может быть, он и не видел такой экстремальной версии этого Ревика, но основные принципы остались прежними. Ревик больше, чем Балидор, Врег, Элли или любой другой военный видящий, верил в ограничение информации вплоть до самых микроскопических уровней, особенно в преддверии крупной операции.
Нарушение этого правила было самым быстрым способом добиться того, чтобы тебя вышвырнули из команды.
При этой мысли Джон взглянул на Ревика, заметив, что в глазах мужчины-видящего появилось жёсткое выражение, когда он смотрел вниз на Манхэттен. Джон мог видеть только его профиль, но этого было достаточно, чтобы заставить его отступить задолго до того, как он приблизился к его свету.
Он заметил, что все трое старались держаться на расстоянии с момента образования связи — вероятно, потому, что в противном случае поток информации быстро становился обескураживающе насыщенным и интимным, до такой степени, что даже узнать себя в запутанном беспорядке их света становилось трудно, если не невозможно. К счастью, они также стали лучше закрываться друг от друга щитами — вероятно, потому, что у них был Ревик, чтобы использовать его для этого.
И всё же более чем достаточно информации просачивалось через щиты.
Джон заставил себя снова взглянуть на здания.
В последний раз, когда он въезжал на Манхэттен, они прибыли в самый разгар шторма.
Видимость была довольно дерьмовой. Из-за этого Джон почти ничего не различал. Большую часть того, что он видел, он получил через камеры слежения, а позже из оставшихся новостных лент, к которым они смогли получить доступ из отеля.
Тот шторм продолжался несколько недель — почти до самого дня их отъезда.
Джон помнил, как на тех защищённых каналах он мельком замечал взрослых людей и даже детей, бегущих по Пятой авеню, пытающихся избежать групп самоуправцев или полиции, особенно после того, как прозвучали сирены комендантского часа. Он видел самодельные бомбы и коктейли Молотова, но большинство полагалось на более грубое оружие — монтировки, трубы, кирпичи, бейсбольные биты, даже иногда крикетную биту или клюшку для гольфа.
Он также видел несколько настоящих мечей и как минимум один композитный лук с металлическими стрелами.
К тому времени большая часть гражданского населения была лишена оружия, не говоря уже о чём-то более сложном. Охранные флаеры, роботизированные глаза и уши полиции, которые могли работать со скоростью около 300 миль в час и были сконструированы так, чтобы быть размером с софтбольный мяч — хотя Джон видел и гораздо большие флаеры — оснащались датчиками, распознавателями лиц, считывателями имплантатов и встроенным оружием. Из-за их небольшого размера они могли делать снимки изображений практически из любого места, и они могли регистрировать идентификатор даже без ведома человека.
Флаеры также могли улавливать всё, в чём имелись сложные взрывные элементы.
Поскольку конфискации часто влекли за собой билет в один конец до Стейтен-Айленда и вероятную смерть от С2-77, большинство гражданских лиц бросали своё оружие, чтобы не рисковать быть пойманными вместе с ним.
К тому времени у многих людей, вероятно, всё равно закончились боеприпасы.
Глядя вниз на город, Джон почувствовал, как его сердце забилось быстрее.
Он вспоминал, как в последний раз смотрел на этот город с вертолёта.