Мост в белое безмолвие

- А твое название примут с первого раза?

- Конечно.

- Я показывал тебе свою работу "Нападение волков на оленей". Ее тоже сразу приняли.

- Туккай, давай пошлем Лаврову телеграмму!

- Игорь Петрович очень хорошо руководил нашей мастерской.

- Значит, напишем так: "Поднимаем стаканы за Ваше здоровье и за процветание искусства чукчей".

- Знаешь, сколько народу меня контролирует: совконтроль, Союз художников, жена тоже контролирует. Не стоит, сначала надо подумать, что и как.

- В тридцатые годы, во времена кооператива, у нас здесь был бухгалтер-эстонец Зильберг. Неразговорчивый такой, все работал да работал, но когда выпивали - ого, тогда он становился таким веселым...

- Водку пили только старики, охотники ее в рот не брали.

ОЛЕНИ

Под монотонное тарахтенье мотора, посреди монотонного пейзажа, который остается неизменным с самого утра, я постепенно теряю ощущение времени и пространства. Мы отправились в путь ясным прохладным утром, какое-то время плыли по лагуне параллельно косе, пока {298} лагуна не кончилась узкой горловиной, соединяющей ее с морем, и тогда повернули на юг, в устье реки. По слухам, река эта берет начало где-то в горах, в озере Коолен. Лодка натужно ползет против течения между низкими берегами реки, за которыми насторожилась бесцветная плоская тундра. Наконец я замечаю длинную черную борозду, вернее - просто узкую полоску, которая медленно спускается в лощину. Сидящие в лодке оленеводы начинают тихонько переговариваться. Понимаю, что мы приближаемся к цели нашей поездки, а цель приближается к нам. Солнце, пробившись сквозь алюминиевого цвета небесный свод, раздвигает дали бледно-желтой осени. Свет и тени замелькали на холмах, которые, равняясь друг на друга и мерно покачиваясь, бегут в сторону горизонта, туда, где вспыхивают невысокие снежные вершины. Может быть, этот день, думаю я, окажется для меня щедрым подарком. Проходит еще целый час, за это время черная борозда успела вытянуться, и в воображении невольно встает дружина времен фараонов, медленно марширующая по опаленным холмам Малой Азии. Такого громадного оленьего стада я еще никогда не видел. Лодка останавливается в каменистой излучине с прозрачной водой, где рыбы выписывают серебряные круги. Вытаскиваю нос лодки на берег, камни под подошвами как-то необычно хрустят - это мрамор. Стадо неподвижно стоит на широком склоне холма, который вполне можно принять за пшеничное поле где-нибудь на Украине. На фоне бледно-голубого неба вырисовывается безлистый лес рогов, он тихо колышется и позвякивает, будто затихая после пронесшегося порыва ветра. "Пять тысяч оленей",- говорит староста лодки; если смотреть на них снизу, с берега, это непроходимые дебри.

Вместе с пастухами в лощину спустились женщины и дети.

Ставим на огонь котел с водой.

Передо мной совсем другая порода людей, не похожих на береговых чукчей, - они выше ростом, сложены атлетичнее и более подвижны. Все они без шапок, черные, как вороново крыло, волосы развеваются на ветру, лица кажутся высеченными из гранита, и сразу бросается в глаза их молчаливость, они почти не разговаривают - не со мной, а друг с другом. Пастухи одеты в плотно облегающие штаны и рубашки из оленьих шкур, так что при каждом движении вырисовываются тугие мышцы. {299} На поясе у них висят длинные ножи и аккуратно смотанные арканы. Изготовление их требует добротного материала и большого умения. Аркан длиной в тридцать - сорок метров плетут из узких ремней, вырезанных спиралью из одного куска кожи. Чукотский аркан длиннее американского лассо, может быть, потому, что олени здесь подвижнее, к тому же он усовершенствован: петля пропущена сквозь блок из полированной кости - это уменьшает трение кожи.

Чай мы пьем медленно, с удовольствием, изредка перекидываясь словами.

Пастухам спешить некуда.

Да и нам тоже!

"Теперь я для тебя дикий олень", - говорили в старину, ожидая смертельного удара от врага. В наши дни дикий олень такое же далекое воспоминание, как и эта формула смерти, и только названия напоминают о местах, где некогда проходили оленьи тропы, и о бродах на этих тропах, столь гибельных для животных. Одно из лучших описаний охоты на оленей принадлежит Врангелю: