На обратном пути сто раз пожалел Рыба, что нанял этого пентюха с чалым мерином. И уж кричал-то на извозчика, и грозил всеми карами, и тростью в спину тыкал — никакого ускорения.
— В дальний путь мы непривычные, — бормотал извозчик, безуспешно понукая мерина. — Ежели по городу — пожалуйте… А это ведь какая даль! Пристамши конь… И не кормленный с утра…
— Я тебя накормлю, сучье семя! — ярился Елохов. — Ужо приедем до места, накормлю! Да стегай ты его, кнутом стегай!
— А хоша оглоблей, — вздыхал возница. — Упадет и вся недолга. Вы, господин хороший, коли шибко торопитесь, платите, что причетается, да пешим порядком… Быстрее станется…
— Поговори мне, сволочь! — орал Елохов, а сам все оглядывался, не догоняет ли какой тарантас, чтобы незанятый и более исправный. Но шоссе, как на грех, будто вымерло. К Петергофу промчалась одна карета, видать, сановное лицо поехало, а в Петербург — ни единого экипажа. Пришлось смириться…
Георгий Константинович Семякин в этот воскресный день находился на службе: готовился сдавать дела. Приятное занятие, если наверное знаешь, что уже подписано высочайшее повеление, возносящее тебя на более высокую ступень государственной иерархии. Стать вице-директором департамента полиции в его годы, когда еще многое впереди, — это не шутка. Блестящие открываются возможности! Вот почему Георгий Константинович не жалел об упущенном воскресенье; неребирая бумаги, пребывал в превосходном настроении.
Постучались в дверь, вошел дежурный офицер;
— Ваше превосходительство, филер Елохов с докладом… Странные вещи рассказывает.
Семякин поморщился — ну, ему ли нынче возиться с, филерами? Хватит, было время — занимался сыщиками, а теперь хватит! До чего беспомощный тип, этот ротмистр. Кажется, мог бы и сам выслушать и принять решение… Так нет, беспокоит по пустякам.
Георгий Константинович хотел уж было отчитать офицера, однако тот повторил, подчеркнув голосом:
— Странные вещи, ваше превосходительство…
А все-таки чертовски приятно звучит «ваше превосходительство». Нет, ротмистр не дурак! Высочайшее повеление покамест не объявлено, а он уже величает с заглядом в завтрашний день. Приятно, приятно… Увы, слаб человек!
— Зовите, — сказал Семякнп. — Послушаем, что принес…
Докладывая, Ксенофонт Елохов позволил себе сделать некое предположение. Вообще-то не водилось, чтоб филеры самостоятельно истолковывали встречающиеся явления, их дело — наблюдать. Но сегодня особ статья, заковыристый больно случай. Щелкнув каблуками по старой унтер-офицерской привычке, Рыба почтительно произнес:
— Так что, сдается, вашескородь, не иначе — сходка у них.
— В лесу? — удивился Семякип. — Чего-то пугаешь, братец.
— Никак нет! — очеканил Елохов. — Барышня эта, извольте, замечена в неблаговидных поступках. Общалась на похоронах Шелгунова с лицами, кои подверглись аресту и высылке… Помните, скуластый такой — Мефодиев. В Сивковом брали… И нынче следом за нею в лес подались личности подозрительные…
— Да чем же подозрительны? Сам говоришь — с провизией…
— Упористо шагали, вашескородъ, не гуляючи… А лукошко, извольте, вполне может для отвода глаз. С лукошком-то и бомбист пройдет…
Георгий Константинович нахмурился. Не было еще такого, чтобы политические, как разбойники, собирались в лесу. Обычно сходки таились по тесным каморкам, сколько уж их было накрыто! Но чем черт не шутит! Может, у них новые веяния? Во всяком разе — проверить нелишне. Если бы накрыть этих лесных соловьев-разбойников перед самым уходом в департамент, было бы славно, очень славно…
Чело Семякина посветлело:
— С богом, голубчик, — сказал ласково, — с богом… Я распоряжусь, учтут. И радения твоего не забуду…
Пятого мая с утра сияло солнце, небо чистое, без единого облачка. Умытые дождями дома, мелкие бледно-зеленые листья на деревьях, бездонная голубизна над головою — все настраивало на возвышенный, праздничный лад. Егор Климанов, одетый в добротную тройку, на жилетке цепочка, с аккуратно подстриженной бородкой, весь какой-то старательно ухоженный, озаренный благостным внутренним светом, поджидал Бруснева на причале. Вчера договорились окончательно: плыть на лодке, чтобы всех опередить и еще раз оглядеться на месте — не вышло бы какой осечки.
Михаил пришел в назначенное время. Взглянут на Климанова и зажмурился, шутливо махая руками:
— На тебя смотреть невозможно, блестишь! Не слишком ли вырядился?
— В самый раз, Миша, как на свадьбу! — Егор всплеснул руками. — Да что свадьба? Сегодня такой день — душа поет! Сердце колотится! Праздник ведь, Миша, на нашей улице праздник!
— Погоди радоваться, — озабоченно сказал Бруспсв. — Еще не праздник… Вот проведем маевку, если все благополучно, тогда порадуемся…
— Все будет хорошо! — заверил Климанов. — У меня сердце — вещун.