Мост в чужую мечту

«Было бы забавно, если бы толстуха вылила коку себе на голову», – мимолетно подумала Яра, закрывая глаза. Воображение услужливо нарисовало ей, как это происходит. Вот она протягивает руку, вот забирает у девушки бутылку…

Страшный вопль отвлек Яру от ее мыслей. Открыв глаза, она увидела, что «вождиха» яростно мотает головой, а во все стороны разлетаются темные брызги коки.

Все случилось так же, как с боксером и ведьмой. Правда, на этот раз Яра напугалась намного больше. В прошлый раз поступок ее был осознанным. Ей пришлось заставлять змейку и преодолевать сопротивление сознания берсерка.

Теперь же все произошло само собой. Она слилась со змейкой в единое целое, так, что непонятно, где заканчивается змейка и начинается Яра. И главное: ей начинало нравиться всесилие. Наконец-то она может делать то, что считает справедливым. Разве это не значит быть настоящим шныром?

Туман рассеивался. Яра все лучше понимала силу змейки и ее преимущества. Опасная штука, если она попадет в руки человеку, не способному себя сдерживать. Но она-то сможет! Как-никак опытный шныр! Она другая, не такая, как все. Уж она-то не позволит артефакту ведьмарей подмять себя! На миг Яру наполнило самодовольство, но она поспешно его отогнала.

Вечером Яра отправилась в пегасню. Она давно собиралась попросить Ула снять у Эриха подкову с переднего левого копыта. Ей казалось, в последний раз его неудачно подковали и он прихрамывает. У самой Яры были слишком слабые руки, чтобы расковать жеребца. А вот Ул – другое дело. У него пальцы железные.

И вот теперь Яра стояла у навесного шкафа, в котором утром дальновидно спрятала инструменты, скромно прикрыв их тряпкой, чтобы не бросались в глаза, и понимала, что кто-то тут уже побывал. Тряпка на месте, смотри на нее и радуйся, а ни напильника, ни клещей – ничего. Средние шныры как белки. Дай им что-то в лапки – и никогда потом не найдешь крайнего. Каждый будет клясться, что положил на место, а после него их зацапал кто-то другой. Яра сердито ударила ладонью по дверце шкафа.

За спиной у Яры кто-то деликатно кашлянул. Яра обернулась и, ойкнув, взяла себя в руки. В шаге от нее стояла Кавалерия.

– Ну как дела? Нашла что-нибудь?

– Да нет, пусто! Кто-то вытащил! – нажаловалась Яра.

– А ключ?

– Да какой тут ключ! Тут никакой ключ не спасет! – раздраженно ответила Яра.

– Плохо, очень плохо. Тревожит меня эта история. А то забыла тебя сразу спросить!

Кавалерия озабоченно повернулась и пошла. Яра смотрела на ее удаляющиеся лопатки, продолжая праведно негодовать. И только когда Кавалерия вышла из пегасни, до Яры дошел смысл ее последней фразы. Она соврала Кавалерии, думая, что та задает вопрос про инструменты. Кавалерия же спрашивала про ключ с красной биркой.

Яра метнулась следом, но, пробежав шага два или три, неуверенно остановилась. Нет, она не будет говорить сегодня. Конечно, Кавалерия должна узнать о змейке, но… лучше вначале разобраться самой. Что изменится за ночь? Или за две? Главное, что змейка не у ведьмарей!

Змейка осторожно вытащила острую мордочку из ее пульса.

Глава 9 «ЧОКНУТЫЙ НЫРЯЛЬЩИК»

Когда-нибудь все мы пожалеем, что мало страдали, как недопеченный пирог жалеет, что мало простоял в печи.

Кавалерия

«Закладка… За… кла… дка…» – бормотала Рина, вздрагивая вместе со спиной Гавра и его то проваливающимися, то опускающимися крыльями. Слово проворачивалось на языке, как отпавший кусок зубной пломбы – уже чужое, уже ненужное, уже не твое. Как ногти, которые равнодушно выбрасываешь в мусорное ведро, хотя минуту назад они были частью твоего тела, входили в «Я» как составной элемент его телесности.

Когда человек сделал что-то плохое или неумное, например, сболтнул лишнее и повредил другу, ему скверно. Но если увеличить дозу вины в тысячу раз, допустим, ты открыл лишнее врагу на войне и из-за твоего языка погибла дивизия, наступает оглушенность. Сознание отключается, откладывая вину до того момента, когда сможет ее осознать.

«Заклад… кладка… клад… лад… ад…» – шептала Рина.

Мысли смерзались. Потерянная укороченная нерпь с уникумом и закладка из пункта «Запад» сливались в нечто единое, страшное, лежащее на душе, как слипшийся ком позавчерашней каши, забытый на дне кастрюли.

Рина потеряла шарф в сотне километров от Москвы. Он обледенел от ее дыхания, и она решила перевязать его. Замерзшие пальцы слушались плохо, и вырванный ветром шарф умчался куда-то. Странно, что Гамов услышал, как она вскрикнула. Обычно звуки во время полета сразу сносятся. Гамов развернул Аля и бросил его вниз. Мелькнули сложенные черные крылья гиелы, и прильнувший к седлу, почти слившийся с ним всадник. Аль падал камнем: лишь кончики кожистых крыльев управляли полетом.

И Гамов, и шарф скрылись где-то внизу. Гавр, не видя, за кем следовать, начал дурить и попытался повторить отвесное пике. Рине пришлось вопить и дергать его за уши, чтобы он образумился.