Мост в чужую мечту

Рузя мыслил медленно, но прочно и в правильном направлении. После трехмесячных раздумий он пригласил наконец Насту на свидание, и она неожиданно для себя пошла, потому что в тот день ей было совсем тошняво.

– Поехали в Москву! Моя мама очень хорошо готовит. И еще она мечтает познакомиться с тобой, – сказал Рузя, дергая ворот, точно тот его душил.

Наста подумала, что для первого свидания знакомство с мамой – малость перебор. Даже с хорошо готовящей. К тому же Наста недавно окончательно сбрила брови, а там, где они были прежде, начертила зеленкой две дуги.

– Может, не надо? Твоя мама придет от меня в шок, – предположила она.

Рузя затосковал.

– И как ты меня ей описал? Девушка со щетиной на голове? Почти не курящая и уже не пьющая?.. Не порти маме Новый год! Пойдем лучше в Копытово прошвырнемся.

– А мама?

Наста торжественно пообещала, что, если к лету у нее отрастут волосы, она одолжит у кого-нибудь юбку, насобирает ромашек, прополощет рот одеколоном и тогда уже отправится к маме тестировать ее кулинарные способности.

Рузя вздохнул и уступил. Такая уж у него была привычка. Вначале он говорил: «Ни в коем случае!» – а потом сдавался.

После обеда они пошли в Копытово, которое, как и все Подмосковье, оживленно готовилось к встрече Нового года. По этому случаю в местный магазин привезли десять ящиков водки, двадцать ящиков пива и ящик петард. На железной двери висело объявление, сообщавшее, что: «Мы рады вам ежедневно с 8.00 до 22.00».

Объявление скрыто намекало, что после 22.00 здесь никому уже не рады и, если начнешь ломиться в дверь, тебе могут настучать по печени.

Рузя шагал рядом с Настой, томился, вздыхал и попеременно предлагал Насте то сосисочку, то печенье, то огурчик, то бутерброд с сыром.

Наста смотрела на Рузю и ощущала грусть, что он так мало стыкуется с ее мужским идеалом. Наста вспомнила своего папу, тяжелого на руку сотрудника по охране особо важных объектов. Неизвестно, чем папа занимался на службе, потому что он никогда о ней не рассказывал, но домой всегда приходил уставший и злее волка.

К тому времени, когда он должен был вернуться, опытная мама выставляла на стол горячую картошку, капусту и рюмочку, всегда налитую строго до определенной черты, а сама с маленькой Настой пряталась в комнату. Они стояли у двери и, не дыша, слушали, как папа топает по коридору к своей картошке. Потом надо было выждать минут десять и смело заходить на кухню. Папа становился уже добрым, шутил, хохотал. Но горе, если картошка заканчивалась и вместо нее на стол подавались, допустим, макароны. Папа терпеть не мог пищевого разнообразия.

А тут нежный и всепонимающий Рузя! Нет картошки – и не надо!

– Может, все-таки хочешь чипсов? – с надеждой предложил Рузя.

Пока Наста хрустела чипсами и переводила девичье счастье в пищевой эквивалент, Рузя увидел местного деятеля маршрутных перевозок дядю Толю, менявшего колесо у «Газели». И как истинный шныр кинулся ему помогать и почти сразу сунул ладонь под домкрат.

Громкий визг стал знаком того, что помощь окончена и дальше спасать надо самого Рузю. Наста моментально перестала жалеть себя и переключилась на сотоварища. Поддерживая стонущего поклонника под локоть, она отбуксировала его в фельдшерский пункт.

Четверть часа спустя обнадеженный Рузя с забинтованной рукой и Наста возвращались в ШНыр. На душе у Насты больше не скребли кошки. Вся ее тоска переработалась в заботу о Рузе, которого она обнимала за плечи, чтобы он не упал. Рузя морщился – не столько от боли, сколько от удовольствия.

– Хочешь шоколадку? Ну, может, котлетку? – предлагал он голосом тяжелораненого.

Случайно Наста взглянула на свою левую руку. Фигурки на нерпи, заряженной сегодня утром, сияли с обычной яркостью. Все, кроме одной.

– У меня погас сирин! Странно! Я же вроде не… – удивилась она и потребовала у Рузи: – Ну-ка, покажи свою нерпь!

Рузя послушался.

– И у тебя не горит! Ты сегодня сирином пользовался?

– Нет, – сказал Рузя.

– Скверно! Бежим! – сказала Наста и сосредоточенно рванула к ШНыру.

В ШНыре Насту встретило снежное облако, катившееся к ним от деревьев. Когда облако увеличилось, Наста разглядела, что это круглолицая Окса. Гикая и колотя пятками громадного Аскольда, она гнала его по глубокому снегу. Аскольд скакал грузной рысью: для галопа он был слишком массивен. В ШНыре поездки на Аскольде называли «покататься на тракторе».

– У тебя сирин горит? – издали крикнула Наста.

Окса перестала понукать Аскольда, и трехлеток с величайшей готовностью остановился. Окса посмотрела на нерпь. Сирин погас и у нее.

Толстячок покосился на Оксу и быстро улизнул: не хотел, чтобы его видели с Настой. Рузя был скромен и не любил внутришныровских сплетен.