— Я сломал ему нос. И хотел выбить все зубы. — Он зло рассмеялся. — Может, и выбил. — Затем принялся высмеивать девушек, которые были на пляже. Блондинка хотела показать ему дом, но когда он надавил, она не выдержала. Абра отвернулась, она знала, о чем он говорит.
Дилан посмотрел на нее и ухмыльнулся:
— Совсем как Пенни. — Он сделал поворот, и девушка затаила дыхание. Гравий бился о днище машины, Дилан затормозил только у края обрыва. Он схватил ее за волосы и притянул к себе: — Я могу швырнуть тебя вниз на камни, и никто не станет тебя искать. — От его взгляда сердце подскочило, как перепуганный кролик. — Что ты на это скажешь?
Она постарается оставить на нем следы, если только он попытается.
Выражение его лица изменилось.
— Большинство девушек сейчас бы плакали и молили о пощаде. — Он грубо поцеловал ее. — Но ты нечто, знаешь об этом? — Улыбаясь, он покачал головой и вновь выехал на дорогу. — Не думаю, что ты скоро мне надоешь. — И снова они ехали в ночи.
Положив голову на подголовник, Абра рассматривала Дилана. Он был таким красивым. И он приревновал ее к Кенту. Возможно, это знак того, что он ее любит, но пока не знает об этом. Он улыбнулся ей так, что она тотчас его полюбила — или вообразила, что полюбила, неважно.
— О чем ты думаешь, детка?
— Просто наслаждаюсь ездой. Куда мы едем, Дилан?
— А это важно?
Она посмотрела в непроглядную темноту:
— Нет.
— Я хочу провести с тобой еще несколько дней, а потом поеду домой расхлебывать кашу.
Абра покачала головой:
— Не волнуйся, Дилан. Никто не станет меня искать.
— Я говорил не о тебе. — Он рассмеялся, показывая, что люди в Хейвене — это меньшее, что может его заботить. — Скажем так, я должен был разрулить одну ситуацию по просьбе матери. Для этого я и приехал в Хейвен, нужно было дать время, чтобы все улеглось.
— Что?
— Некоторые девушки не знают, когда пора остановиться. Мать сказала мне, что одна раненая голубка улетела и проводит время на итальянской Ривьере. — Он положил руку ей на бедро. — Так что берег чист. — Он убрал руку. — Беда в том, что моя мать, как только увидит тебя, пожелает мою голову на блюде.
Зик прошел на мост и положил руки на перила. Он молился с открытыми глазами, звук воды, бегущей с гор и утекающей в океан, успокаивал. Накатили воспоминания об Абре: вот он слышит крик новорожденной, видит беспомощное дитя, проверяет биение ее сердца кончиками пальцев; он дует на нее, удерживая в ней жизнь; ее холодное тельце прижимается к его груди. Ему доводилось испытывать страх, но не такой, как тогда, когда он держал Абру на руках, еще липкую после родов, близкую к смерти.
Он ухватился за перила.
Зик выпрямился и посмотрел на восток. Абра ушла неделю назад, и от нее не пришло ни весточки. Горизонт начал светлеть, возвещая о приближении рассвета. Засунув руки в карманы, Зик двинулся в обратный путь. Его внимание привлек блеск чего-то на дорожке. Пастор заинтересовался и наклонился подобрать предмет. Крестик Марианн, цепочка порвана. Вздохнув, он опустил его в карман рубашки.
Когда Зик вошел в дом, Джошуа сидел за кухонным столом, сжимая ладонями дымящуюся кружку кофе, вокруг его глаз образовалась темные круги. Он вяло улыбнулся Зику. Зик пожал ему плечо и прошел к кухонному столу налить себе кофе.
Джошуа закрыл глаза:
— Интересно, где они сейчас?
Бесполезно говорить Джошуа, чтобы он перестал думать об Абре и Дилане. С таким же успехом он может запретить сыну дышать. — Ты работаешь сегодня? Джошуа отрицательно покачал головой.
— Нет. Не на участке. Мы ждем пиломатериалы. Я думаю пойти к Гилу, помочь ему чинить сарай.
— Хорошая мысль. — Тяжелая работа отвлечет Джошуа от мыслей. Он должен сам узнать, что только время облегчает боль.
У Дилана заканчивались деньги, поэтому они останавливались все в более дешевых мотелях. Они ели плохо вымытыми ложками. Однажды он дал ей денег и велел купить сыра и хлеба, пока он просматривает журналы. Когда они вернулись в машину, он вытащил украденную бутылку бурбона из-под пиджака и швырнул ей на колени. Он нашел место для парковки на ночь и сделал им постель из двух одеял, которые украл в последнем мотеле. Он пил бурбон и смотрел на прибой. Абра боялась спать, вдруг, когда она проснется, его уже не будет. Но усталость взяла свое.