Мосты

Оказывается, два солдата натворили дел у нас во дворе. Расчистили вход в погреб, откинули навоз, тычки. И оба напились. А потом стали придираться к матери: почему написано, что вино отравлено? Может, она не любит советскую власть? Или Красную Армию?

Дело в том, что отец, пытаясь уберечь вино, крупными буквами вывел на стене сарая, у входа в погреб: «Отравлено!»

Этим он лишь больше привлек внимание к вину. Где это слыхано, чтобы отравленное вино прятали под тычками!

Так и бывает, когда человек перестарается. Солдат сразу же спровадили в штаб, посадили на гауптвахту. Не знаю, что потом с ними сталось. Меня послали с ранеными в Бельцы. Два дня я был в дороге.

Когда вернулся домой, шли уже совсем иные разговоры. Люди ждали весны, сева. А фронт застрял на месте. Все прифронтовые села должны были эвакуироваться.

Немцы беспрерывно вели разведку с воздуха. Каждый день посылали двухвостого коршуна: так у нас называли «раму». Повисит над селом, потом жди бомбардировщиков, лежи, уткнувшись носом в землю.

В начале апреля сельчан созвали в клуб и велели готовиться в дорогу. Без паники, без излишней торопливости. Пусть каждый вывезет все свои вещи: одежду, запасы еды, скот. Если не удастся вывезти все за один раз, можно в две ходки.

— А у кого нет подводы? — спросил кто-то из мужиков.

— У кого нет подводы, тому поможет армейский транспорт.

Пояснения давал секретарь райкома партии. Он же зачитал список, какое село куда эвакуировать.

— Гирова — в Вадулеку, Гиришены — в Брынзены!

Дошла очередь и до нашего села.

— Кукоара — в Ордашей! В нашем селе останется только председатель сельсовета, Костаке Фрунзэ.

— А как нам быть? У нас повестки.

— Не беспокойтесь… Эвакуируйте сначала свои семьи. В армию тогда пойдете со спокойной душой.

После собрания отец обнял меня. Так мы и пошли молча домой.

— И мне повестка?

— Да.

— Что же не сказал?

— Такую весть… Какой отец поспешит…

— На когда?

— Холостым… прибыть через три дня.

— Мать уже знает?

— Нет… Ты ей не говори.

— Я вас послушался… и глупо сделал!

— Почему?

— Надо было поехать с тем майором!

— С майором?

— А что? С ним что-то случилось?

— Майор убит…

Отец умолк, покусывал ожившую вишневую веточку.

— Остался один… Хотел усыновить Никэ. Не отдал я ему мальчика. Тогда хотел взять тебя с собой на фронт. Чтобы хоть тебя оберегать от смерти. Свою семью уберечь не удалось…

Страшнее войны, наверно, нет ничего на свете. И в первую очередь гибнут лучшие.

Услышав об эвакуации, дед так и взвился.

— Это вместо того, чтобы выдать каждому по винтовке — держи, стреляй в басурмана… Никуда не уйду из Кукоары! Так и передай… Петраке ушел и больше не вернулся. Знаю я, как это бывает.

Да, значит, достается война и на мою долю. Каждый день прибывали группы мобилизованных с Украины. Среди них много молдаван.

Осточертела война мужикам! Скорей бы закончилась! Некоторые батальоны почти до передовой ехали в штатском. Военное обмундирование, амуниция двигались следом.

Хорошо одетые и вооруженные солдаты сменяли тех, кто промок, озяб в окопах. На переформировании можно было выкупаться в баньке, переодеться в чистое, отдохнуть денек-два.

Я подружился с парнем из Сибири, моим погодком. Он уже успел побывать на передовой. И в вине понимал толк. За него почти все с себя отдал. Дурашливо смеясь, показывал, что под гимнастеркой у него ни рубашки, ни майки. Собственно, и показывать не надо было: в метель, в дождь он всегда ходил с расстегнутым воротом, сдвинув шапку набекрень. Глядя на него, дедушка усмехался.

— Шапка съехала на ухо и вином налито брюхо… У этого парня закалка… Холод ему нипочем!

Митря частенько заходил ко мне. Уговаривал выпить. Кто знает, что нас ждет. Митря пел:

Эх, мама, еду я впервой
Не на пахоту — на бой.
С поля к дому — близкий путь,
Путь с войны — длиннее чуть.

И опрокидывал еще кружку вина. Потом мы снова возвращались к своим секретам, к своим планам. И вдруг Митря предложил:

— Слушай, Фрунзэ, давай умотаем в Сороки. Там создаются новые партизанские отряды. Все равно война… Чему бывать, того не миновать!

За три недели Митря успел вступить в комсомол. Теперь он готовился уйти в партизаны, которые действовали в еще не освобожденных районах. Целыми днями Митря с другими ребятами околачивался в Теленештах. Когда райцентр эвакуировался в Кицканы, и он туда перекочевал.

Старинное присловье: и год того не принесет, что час порой приносит, — подтверждалось на каждом шагу. Только мы эвакуировались — меня вызывают в Ордашейский сельсовет.

— Вот тебе подвода… Поезжай в Кицканы!

— А зачем?

— По телефону вызвали…

В Кицканы! Неужто в армию? Отец остался в селе, на передовой. Никэ совсем отбился от дома, даже поесть не забегал. Вместе с мальчишками целыми днями прыгал по валунам у Реута. С ордашейского берега они перебирались на противоположный, ходили на Пиструенский луг смотреть самолеты.

Наши недавно сбили немецкую «щуку», и дети стали играть в летчиков. Никэ был первым пилотом у нас в роду. День-деньской не вылезал из кабины сбитого самолета.