Мосты

— Вот, черти, выкопали столбы от наших ворот и удрали. Батя их подкарауливает. Уж мы им покажем!

— Да, глупые шутки, — покачал головой Василе. Но не успел договорить, потому что в костер полетели палки, на которых Лейба сушил орехи. Теперь бедному торговцу придется сразу после пасхи доставать новые рейки, дранку и гвозди… Его появление у костра не помогло: тонкая еловая дранка пылала, как бумага, и Лейба просил парней вернуть ему хотя бы гвозди после того, как потухнет костер. Что ж, гвозди ему пообещали. Надо только подкатиться к звонарю: за бутылку хорошего вина как миленький соберет в лукошко все гвозди.

В глубине кладбища послышался грохот падающих бревен, и Георге Негарэ кинулся за похитителями. Побежали и сын его Митря, и бадя Василе, и Тодерикэ с Жику. Но похитители, по-видимому, догадались или их предупредили, что будет погоня, и оставили столбы в бурьяне.

Оказалось, что это действительно столбы от ворот Георге Негарэ, отесанные, белые. Негарэ пригнал подводу и через полчаса с помощью Тоадера, Жику, сына Митри и бади Василе погрузил столбы и повез их к своим воротам, чтобы к утру все было на месте, а то не оберешься позора!

Когда ребята вернулись к костру, там уже толпилось много народу старики, женщины, дети. У всех в руках были узелки, из которых выглядывала пасха с яичком и квадратиками брынзы и крашенки — зеленые, пунцовые, рябые. Теперь Жику предстояло удивить народ. Он извлек ракетницу, зарядил и вскинул ее, целясь в крест над колокольней. Огненная полоса, рассыпаясь, рассекла небо и осветила полсела, подлесок у опушки. Сначала женщины было испугались и отшатнулись от костра, но потом им понравилось, и они придвинулись поближе к огню. Одна ракета чуть не упала на дом звонаря. Народ закричал, и звонарь, торопливо выскочив на паперть, побежал с кадилом в руке к домику, крытому соломой. Но забавная штука ракета: когда искры, кажется, вот-вот коснутся соломы, они мгновенно гаснут, и вместо ослепительной россыпи остается в небе только черное пятно, а село и подлесок тонут в темноте, которая кажется еще непроглядней после недавней вспышки.

Пламя костра вздымалось выше кладбищенских деревьев. Иногда к костру подходил кто-нибудь, ворошил огонь, и остальные отступали назад. Те, кто потерпел ущерб в эту ночь — лишился плетня или чего другого, — может, и не очень радовались, глядя, как пламя пожирает добро. Но никто не выказывал досады. Уж так заведено в наших местах: что попало в пасхальный костер, тому уже не миновать своей участи.

Вдруг по толпе пронесся шепот, и все устремились на паперть, к церковным вратам. Говорили, что садами в церковь шел батюшка. Кто-то его видел. Возле костра остались лишь те, кто его разжег. Тодерикэ и Шику держались вместе. Вдруг словно из-под земли перед ними вырос Никэ. Оказывается, и он был здесь с самого начала, но держался в тени, чтобы не попасться на глаза старшим и не получить нагоняй. Мальчики не отходили от костра до самой зари.

Из конца в конец села прокатилось петушиное пение, и в ту же минуту церковь окружили сотни людей со свечами в руках. С пением, зажигая друг у друга погасшие свечи, обошли церковь. Дочери Негарэ — Виктория и Вероника — подбежали к костру и зажгли свои свечи.

— Жалко, что у нас нет свечек! — с огорчением произнес Тодерикэ.

Но все равно они с Жику увязались за девушками, смешались с толпой, которая уже второй раз обходила церковь. Мальчики норовили поддержать рукой толстые свечи девушек из зажиточного двора, в котором, пожалуй, ульев полтораста. Но в этот час никто, наверно, не судил о хозяйстве по свечам.

— Смотри, приходи к карусели, — сказал Тодерикэ Вике отчетливо, словно приказывал. Неважно, что качели в школьном дворе и можно попасться на глаза директору. Год-два назад он бы еще стеснялся. Но теперь до школы ему нету никакого дела.

Девушка не ответила ни да, ни нет. Но по тому, как она шла, как наклонила голову, было видно, что ей приятно слышать эти слова.

— Смотри, не придешь, я тебя вытащу из хоровода! — сказал Тодерикэ басом: голос у него был как у петушка в середине лета…

Мост первый

1

Дед мой был человек крутого нрава. Если он тебя побранит, считай, что хорошо отделался. Впрочем, дед бранил всех на свете. Придет сосед одолжить что-нибудь — скажем, тесак или сверло, — старик накинется: «Сами-то вы никогда не купите!.. Одалживать горазды!..» А потом даст все, что у него просят. Соседи привыкли к его наставлениям, собственными тесаками и сверлами обзаводиться не спешили. Не все были так горды, как наш отец.

— Долгих вам лет, дедушка Тоадер, — говорили соседи, — и пусть у вас всегда будет что одолжить.

Был старик к тому же упрям и неуступчив. Лошадей, например, держать не захотел после того, как гнедой жеребец лягнул бабушку. Свиней не держал потому, что подкапывали завалинку, кур — потому, что копошились на грядках.