Мосты Эден-Парка (ЛП)

   — Он очень похож на тебя, — заметила я. Брови Кистена разгладились, сделав его очень красивым.

   — У него глаза Фелпсов.

   — И волосы его папы, — добавила я. Задрожав, Кистен запустил руку в свои крашеные волосы.

   — И ум его матери. Боже. Я ненавижу, когда так происходит. Трудно сохранить от них красивых детей. Он имел в виду мастеров вампиров, а не Шона.

   Мое лицо похолодело, когда я, наконец, поняла, что происходит. Именно в этом причина интереса Шона. Не для себя, а для своего мастера. Одрик будет подарком. Гребанным даром.

   — Ему шесть лет! — прошипела я, сжимая руки вокруг своей талии. Кистен кивнул.

   — Именно поэтому он завел интрижку с Крисси. Хотел предложить своему мастеру симпатичного ребенка, кроме своего собственного.

   В бешенстве, я сделала несколько шагов, растерянная и беспомощная. Этого не должно случиться. Этого не будет!

   — Симпатичный ребенок? — воскликнула я, затем понизила голос. Одрик и так достаточно напуган.

   Взгляд Кистена остановился. Я могла видеть старый страх, может быть, стыд, — глубоко в его мыслях.

   — Мастер вампиров не тронет ребенка, — сказал он, — но им действительно нравится находить детей очень рано, чтобы руководить их воспитанием. Проверять, что они посещают нужные предметы, заводят правильных друзей.

   Кистен бросил уткам кусок жареного хлеба, шлепнувшийся в воду с коротким всплеском. Попросту делают их бессильными, взамен давая атрибуты значимости, подумала я.

   Это было про Кистена. Первый реальный проблеск его прошлого испугал меня до смерти.

   — Кистен, мне очень жаль, — сказала я и потянулась, чтобы коснуться его руки. Встретив мой взгляд, он улыбнулся со старой болью.

   — Не грузись. Мне нравится моя жизнь. Но в его голосе все еще… звучало сожаление.

   Часть 3 (окончание)

   — У меня хорошая жизнь, — произнес Кистен, в его взгляде появилось страдание, когда он посмотрел на Одрика, по-видимому, погрузившись в свои мысли. — У меня было множество возможностей уйти, если бы я захотел.

   — И все же ты борешься за то, чтобы уберечь Одрика от такой жизни. Челюсти Кистена сжались, затем расслабились.

   — Одрик умен, — тихо сказал он. — Ему не нужен мастер вампиров, который бы открыл перед ним двери. Он выше этого. — Парень бросил еще один кусок хлеба, и тот плюхнулся в воду намного дальше, чем получилось бы у меня, и утки устремились туда. — Он для меня — сын, которого у меня никогда не будет, и я не хочу, чтобы он прошел через тот же ад, что и я.

   Ощущая тошноту, я нашла его руку и переплела наши пальцы. Никаких детей. Из-за Пискари. Пискари хотел получить ребенка от Кистена для своих планов на будущее, и сказать «нет» было для него последним оплотом неповиновения, единственной слабой попыткой доказать, что он не принадлежит Пискари — даже если на самом деле это так и есть.

   Несмотря на все привилегии и власть, которые Пискари дал Кистену, за это нужно было платить, и, возможно, детьми. И Кистен не хотел, чтобы расплачивался Одрик. Чувствуя себя больной, я сжала руку Кистена.

   — Я сожалею, — прошептала я.

   — Я счастлив. Закрыли тему, Рэйчел, — сказал он и нежно сжал мои пальцы.

   Одрик повернулся к нам за новым куском жареного хлеба, чтобы покормить уток. Кистен открыл пакет с остатками, и все вместе мы пошли вперед, пока взрослые спорили. Солнце грело, и на мгновение мы смогли засмеяться и притвориться, что мир — невиннейшее место, где единственная вещь, о которой мы должны были волноваться, это то, что кормление уток хлебок, пропитанным утиным соусом, — мягкая форма каннибализма.

   Возможно, это одна из причин, почему Кистен так хотел отношений со мной, подумала я, рассмеявшись, когда утка полностью ушла под воду, чтобы вынырнуть где-то в другом месте. У нас с Кистеном никогда не будет детей. Любой ребенок был бы усыновлен или рожден от одной-прикроватной-тумбочки с колдуном и свободен от внимания Пискари. Я наблюдала за Одриком рядом с Кистеном, прекрасным на солнце, за их простыми товарищескими отношениями, в основе которых лежало знание, что оба они разделили проклятие великой силы, дарованное рождением в великой деградации. Жертвы. Кистен был бы жертвой, даже несмотря на племянника — ничего не избавило бы его от того ада, в котором он жил. Это было трогательно, красиво и трагично одновременно, и у меня почти навернулись слезы при мысли об упущенных возможностях и историях, которые не могли произойти.

   Крисси закричала от боли, и во мне поднялась мучительная волна адреналина. Кистен схватил Одрика прежде, чем я успела заметить его движение, и я ошеломленно уставилась на Шона, грубо схватившего Крисси за руки и прижимавшего ее к дереву.

   — Проклятье, — выругался Кистен, и я внезапно обнаружила в своих руках Одрика. Кистен исчез.

   — Никакого оружия! — закричал Шон. — Мертвый он бесполезен!

   Это было просто тошнотворно. Я задержала дыхание и опустила Одрика, поставив его рядом с собой.