Мотив

Продолжение заседания комиссии по приемке сценария в точности напоминало его начало. Даже боа из черно-бурой лисицы на плечах представительницы Минздрава пускало такие же россыпи искр, как и вчера. Выражение же усилия вспомнить что-то на лице этой представительницы значительно сгладилось возбуждением, происходившим, по-видимому, от сознания той чрезвычайной роли, которую она должна была сыграть в этом заседании.

Как и вчера, председательница разложила зачем-то и просмотрела свои бумаги, отметив в них что-то огрызком вчерашнего же карандаша; вонзила затем этот огрызок в кудель на своей голове и решительно провозгласила, обращаясь к пустому залу:

— Итак, мы ждем.

Говор стих, лица посерьезнели — что-то неживое, завораживающее опять овладело всеми. Ритуал продолжался, и Неделяев не знал, какой выбрать момент, чтобы потребовать слово, которое, как казалось, никто не намеревался ему предоставить, полагая, очевидно, его мнение необязательным, и обрушиться на сценарий со всей мощью, которую он мог из себя выдавить.

Как бы следуя неумолимым, неукоснительным требованиям этого ритуала, представительница Минздрава прошествовала к трибуне и взошла на нее, хотя могла бы сделать свое сообщение и не сходя с места. Все шло как надо, как наработано было. Но какой чепухой казалось все это рядом с тем, чего насмотрелся и наслышался Неделяев в квартире приятеля.

Занятый своими мыслями, он не расслышал толком, что изрекла представительница Минздрава, но по тому, как зашевелилась комиссия, понял, что судьба сценария, а значит и его, Неделяева, судьба на ближайшие полгода определена. Упряжка, в которую впрягли и режиссера Неделяева, даже не полюбопытствовав, желает он того, или не желает, покатилась дальше. Проделано все это было так непринужденно, что протестовать, доказывать что-то, защищаться — непременно показалось бы капризом. Какая там защита, когда на тебя никто и не нападает, все предельно доброжелательны к тебе, только и мечтают, чтобы снять с твоего пути преграды к очередному шедевру?..

— Все-таки надо проголосовать, — довела до сведения комиссии председательница, извлекши карандаш из волос. — С богом. Кто за то, чтобы принять вчерашнее предложение товарища Дэн-Реебровича о доработке литературного сценария в рабочем порядке и поручить это товарищу… э-э?.. э-э?..

— Неделяеву, — подсказала Вера Павловна, улыбнувшись.

— …Неделяеву, — председательница наклоном головы попросила у Неделяева извинения.

— На стадии работы товарища Неделяева над режиссерским сценарием, — внушительно поправил Серебренников, напомнив о себе.

— На стадии работы над режиссерским сценарием, — повторила председательница, — прошу поднять руки.

Сценарий был утвержден единогласно. Мнением Неделяева так никто и не поинтересовался. «Молчите, и все будет в порядке», — вспомнилась заповедь Дэн-Реебровича, изреченная вчера. Все правильно. Ритуал, только что свершившийся, предполагал, очевидно, свою жертву, и этой жертвой стал он — Неделяев.

— Черт знает что! — неожиданно во всеуслышание изрекла председательница, но никто не обратил на нее никакого внимания — привыкли, поди, к ее экстравагантным выходкам.

Чем-то она напоминала старичка-архитектора из пивного бара, а так же и старых режиссеров с киностудии, в которой работал Неделяев, но это наблюдение не утешило его.

Дэн-Реебрович потирал руки, приплясывая возле Неделяева, и усиленно советовал ему навестить Исаака Григорьевича, порадовать старика.

Заверив, что встреча с Бинштоком входит в его намерения и состоится сегодня же, Неделяев холодно простился с Дэн-Реебровичем, а также и с Серебренниковым, и с Верой Павловной, поздравивших его с благополучным завершением дела, и вышел. Никогда бы больше не заходить ему в это сумрачное здание, насквозь провонявшее сырой бумагой, даже если бы и наверняка знать, что Вера Павловна… а-а! К черту все! К черту-у!..

Как обрыдла ему вся эта мышиная возня! Все эти «болты в томате». А вечером предстоит еще одно унижение — встреча с Исааком Григорьевичем. Самое-то омерзительное, что встреча эта и не нужна вовсе. Уж не подскажет ли дражайший Исаак Григорьевич, что выбросить из сценария, а что оставить? Или двумя-тремя ценными советами устранит композиционную сумятицу?.. Да ничуть не бывало!

Неделяев приедет к Исааку Григорьевичу затем, чтобы в некотором роде положить к его стопам свои заверения в лояльности, успокоить старца, что со стороны его, Неделяева, не будет предпринято никаких диверсий. Ну, а Исаак Григорьевич даст понять, что теперь Неделяев волен делать со сценарием все, что сочтет необходимым, при одном лишь непременном условии: сие никоим образом не отразится ни на времени Исаака Григорьевича, ни на его кошельке. Как в старину служащие ездили по праздникам поздравлять своих начальников, разных там действительных и тайных советников, записываться в книгах поздравителей, так и Неделяев поедет сегодня к Бинштоку.

А там все потечет по-прежнему…

1982 г.