В десять сорок пять Эйвери высадила его на большой площадке на Мелдфорд-стрит, чтобы он мог пешком пройтись до своей позиции. Сама она оставила машину на Вест-стрит, к западу от Томпсона и югу от Финли, чтобы войти в роль и добраться до своего пункта.
Она прошла вдоль широкой Альфорд-стрит с интенсивным движением и чуть не была сбита несколькими машинами. Эйвери показывала средний палец почти всем подряд.
«
Большинство копов ненавидели наблюдение, ведь это подразумевало ожидание в течение нескольких часов в машине или на улице, стараясь оставаться незамеченным. Тебе приносили ужасную еду и кофе. Эйвери же всегда относилась к этому процессу наоборот. Наблюдение давало ей время поразмышлять, почувствовать себя другим человеком, очистить голову от ненужных мыслей не только для работы, но и вообще.
Рамирес буквально не хотел покидать ее мысли.
Она представила его на лодке, одинокого, тоскующего по ней, и расстроенного, что он не стал ей ближе.
«
По правде говоря, у нее была сильная физическая связь с Рамиресом, и вместе они чувствовали себя прекрасно. Но идея полноценных отношений все еще пугала ее.
«
Эйвери прошла по бейсбольному полю в парке Райан вдоль края реки по направлению к набережной. Темный участок проходил под мостом прямо перед водой.
«
Эйвери перепрыгнула через забор, упала и какое-то время пролежала там на случай, если кто-то наблюдал за ней.
Ей с детства очень нравился театр. В школьных постановках она с легкостью могла преобразиться в совершенно другого человека с абсолютно другой жизнью. Как-то она даже помышляла о карьере актрисы. Все это кануло в небытие, когда отец узнал об ее интересах.
«
Больше Эйвери о театре не мечтала.
Теперь она знала, что игра не является ложью. Стоило использовать настоящие эмоции, вынести на поверхность настоящие чувства и убеждения. Чтобы сыграть пьяного бомжа, ей пришлось представить себя в наихудшей ситуации – без работы, без жилья, без перспектив, вообще без ничего. Это было не так сложно. После того, как она потеряла работу в юридической фирме, она подумывала о суициде. Ее жизнь повернулась к ней спиной, и Эйвери понятия не имела, как с этим бороться.
Лежа на траве и ожидая хоть какого-то знака приближения убийцы, она поняла, что отец дал ей одну вещь, которая сейчас нужна была ей больше всего. Он научил ее стрелять и охотиться. Олени, зайцы и даже птицы, снятые с деревьев, служили им ужином в большинстве случаев. Он умел выслеживать и сдирать кожу с животных, и обучил этому ее. Существовал бесконечный список того, чем она не может заниматься, потому что она девочка. Но Эйвери доказывала, что он был не прав каждый раз, когда держала в руках винтовку.
В период наблюдений время практически не двигалось.
Инстинкты усиливались, а движения практически не было. От безделья, лишь наблюдая и ожидая, Эйвери убивала время, отслеживая машины и глядя на небо и звезды. Каждый час она украдкой шептала в рацию, чтобы получить отклик от коллег.
– Полночь, – произнесла она. – Все чисто.
Остальные подтвердили.
– Все чисто.
– Час ночи. Все чисто.
– Все чисто.
В половину четвертого утра из рации раздался голос Финли:
– По мосту еле движется какая-то машина. Парень крутится так, будто проверяет местность.
– Оставайся в лежачем положении, – прошептала Эйвери в ответ.
– Я уже задолбался лежать, – пожаловался Финли.
Спустя пятнадцать минут он снова вышел на связь:
– Ложная тревога. Парень развернулся на сто восемьдесят градусов и укатил обратно.
В четыре сорок Блэк заметила маленькую и простенькую моторную лодку под мостом.
– Подъем, подъем, – вызвала она. – Всем быть внимательными и не попадаться на глаза. Под мостом лодка. Рамирес, будь готов.
– Готов, – отозвался он.
– Кто-нибудь видит его? – спросила Эйвери. – Я слишком близко. Не хочу привлечь внимание биноклем.