Вспоминая это сейчас, я понимал, что Иристаэль знал что-то об айранитах и их затерянном городе, где-то в Ранхарских Горах. Уж не знаю, имел ли он понятия о династии Черных Королей, но виды на меня имел знатные. Самая большая ложь — это то, что светлые гуманны и немстительны. Ничего подобного.
Да Блэд был нежен и обходителен со мной, в отличии от этого урода. Без особых разбирательств Иристаэль со своим отрядом нашел Валентайнэйлда и захватил, чтобы вершить суд, а меня взяли, как соучастника и врага целой нации. Единственное, что я успел, это отвести их от Ворона и велеть ему улетать.
Порталом нас перебросило в столицу Цветущего Леса. Валета бросили в темницу и отдали палачам. За что? За страх общины, за то, что он был выше их духовно и морально. Мой друг был не виноват в том, что родился с темным даром. Вален не вызывал зомби, не убивал детей и не вершил бесчинств. Скотский страх перед сильнейшим превратили благородную расу в стаю перепуганных шакалов.
Мне повезло не больше. Недели висения на центральной площади в неглиже с израненным телом, изнеможённым от голода и стресса, мне было мало чтобы пасть духом. В лаборатории было сложнее. Я как собака, получил пинок от шлюхи-судьбы, отлежался и покачнувшись, уверенно встал. Но Ирис с разрешения старейшин забрал меня. Они ведь все знали, кто такие айри. Знали, что, если я выживу – буду мстить всему роду светлоэльфийскому. Но у Иристаэля были другие планы.
В первую очередь я был интересной крылатой игрушкой, единственной в своем роде. Если не снимать с меня маску, вполне могу быть симпатичным. Телом природа не обделила. А крылья многих моих любовников приводили в восторг. И со мной игрались, пытались сделать постельную игрушку и покорного раба. Даже регенерация не спасла меня от следа нотриумного ошейника. Я многократно звал Ворона в астрале и пытался бежать. Но тщетно. С подрезанными крыльями не улетишь. А за попытку побега меня избивали плетью, розгами. По спине, не жалея чувствительного основания крыльев и лопаток.
Самая жуткая пытка была с Наореллу. Это жутко болезненный и смертельный яд. На меня он не действует, но это если напоить, а если намазать истекающую кровью спину и оставить около болота, привязанного по рукам, крыльям и ногам на сутки – не даст действовать регенерации. Поэтому мои раны от плети оставили шрамы. Но это не самое страшное.
На спину налетают насекомые и начинают съедать тебя заживо. Я только и мог, что орать от боли в звездное небо до хрипоты сдирая горло и плеваться своей кислотной слюной, которая при обезвожении мало помогала.
А мой мучитель частенько приходил и любовался, как меня съедают заживо. Эта блондинистая сука сидела на бревне и наблюдала своими карими моргалками, как я бессильно корчусь и шиплю про себя проклятья в её адрес. А потом это демоническое отродье в эльфийской шкуре не брезговало ебать мое отключившееся тело, предварительно ополоснув где-нибудь. Ненавижу тварину! Этот эльф был бесом, помешанным на чужих страданьях! Мало того остальные старейшины позволяли ему это делать!
Выбраться мне помог мой несравненный грифон, который спустя долгие пять месяцев смог найти меня. Дистрофика с перебитыми крыльями, ненавидящего этот мир с удвоенной силой, проклинающего всех эльфов и мечтающего о возмездии. Любовь к жизни и Ворону, да переживания за Валентайнэйлда помогли мне выжить. Снова сила воли и надежда взяли вверх надо всем. Пернатый брат унес полу вменяемого меня и заставил выпить сильнейшее регенерирующее зелье, найденное в моих закромах. Это был первый и последний раз, когда я, обезумевший от голода, с наслаждением давился сырым кровоточащим мясом оленихи, убитой моим грифоном.
У меня хватило сил тайком пробраться после восстановления в темницу и найти камеру друга. Я опоздал на день. Валентайнэйлд был мертв. Его изуродованное, изнеможённое, переломанное тело навсегда осталось в моей голове. За что?! Единственный вопрос. Мальчишка, толком не поживший, зверски убит. Эльфы – вот мировое зло! У демонов хотя бы мотив был, а эти просто так убили.
Я забрал труп своего друга и на Вороне улетел в Таруук, проклиная весь эльфийский род. Переехал в свой второй дом и сжег старый. Валентайнэйлда я похоронил за рекой, под сенями ясеня. Горечь осела в сердце с новой силой. И знаете, я не особо удивился, когда на девятый день собственной смерти Вален постучался в мою дверь.
Такая немая картина, настороженно выглядываю из окна я, грифон агрессивно дыбит перья, а внизу преспокойно стоит умерший некромант. Видок у него был тот еще. Но Валет, нисколько не смущаясь, сиплым каркающим голосом попросил меня не маяться дурью и открыть дверь, а то у него пальцы сломаны, открывать нечем.
Кто никогда не видел лича, вряд ли представляют ужас, который я тогда испытал. Кроме изуродованного мертвого тела, у Валентайнэйлда аура превратилась в один сплошной черный сгусток. Сердце не билось, а сиренево-красные глаза требовательно смотрели на меня. Этот черт из Тартара, даже улыбнулся, глядя на мою перекошенную физиономию. Приперлась, моя радость!