Мотогонки по вертикальной стене

На страшной скорости метр за метром он пожирает исцарапанный деревянный пол, залитый маслом, исхлестанный следами мотоциклетных шин. Здесь вечные сумерки, и только две красные полосы слева и справа ограничивают его бег. Напоминают о том, что неосторожный поворот руля влево или вправо — и Шман либо вылетит в зрителей, либо врежется в арену.

В это время стайка подсобных мальчиков достает из засаленных замшевых чехлов куски огромного стального желоба. Зловеще сверкают сабли. Механик сердито покрикивает на равнодушных лентяев. Проверяет, как соединяются швы, в каком порядке собираются части.

У детей разбегаются глаза, они не знают, куда интересней смотреть.

На арене мальчики работают с поспешной трусостью, они боятся, что Шман вместе с ревущим мотоциклом свалится им на головы. Механик чувствует это и с презрением подгоняет их.

Но вот все готово, и распорядитель кричит пронзительным голосом:

— Смертельный аттракцион Евгения Шмана! Единственный в мире трюк — прыжок на стальное кольцо и гонки по желобу!

Шман крепче стискивает рукоятки руля и пытается разглядеть горизонт. Взгляд теряется в серых сумерках. Пахнет пылью. Хочется пить. Снять шлем, сунуть потную голову под кран с холодной водой…

Но чу!

Впереди блеснуло знаковым чешуйчатым блеском. Ты уже здесь, змея?

— Эй, слышишь?

— Слышу, — шепнула змея, дрогнув стальной кожей и пытаясь поймать его взгляд холодными зрачками.

Пора!

Шман рванул руль на себя, привстал в седле, словно на стременах.

— Ах!

Цирк вскрикнул.

Сердца детей отчаянно заколотились. Из сотен ладошек выпали обсосанные палочки эскимо, конфеты, камешки, теплые монетки.

Мотоцикл легко перелетел на желоб и помчался по узкой полоске вперед, фыркая и пуская сизые облака.

Механик причмокнул от восхищения губами. Он никак не мог привыкнуть к этому невероятному прыжку. Затем поискал глазами старикашку. Тот стоял в прежней позе, вцепившись пальцами в барьер, но только с закрытыми глазами.

Тем временем гонщик выдернул из кармана черный платок, набросил его на глаза и, отпустив руль, раскинул руки в стороны, наслаждаясь полетом камня, летящего из пращи.

— Смертельный трюк продолжается! — визжит внизу распорядитель.

Дети закрывают глаза. Они боятся смотреть.

…Змея поежилась от холода, мотоцикл чуть-чуть накренило вправо.

— Ты помнишь? — опять шепнула она.

И Шман снова и снова вспомнил тот роковой день, когда он еще мальчишкой пробрался на галерку такого же шапито посмотреть на новый трюк своего кумира, знаменитого на весь мир мотогонщика Дени-Георга, и увидел его красивое мужественное лицо, бледное от пудры, с неживой и жесткой улыбкой. А потом был волшебный полет вдоль вертикальной стены и прыжок на желоб, и страшный вскрик публики, и грохот смертельного падения, и сырой красный блеск крови на рыжих опилках…

— Сегодня ты превзошел самого себя, — довольно гудит механик, проверяя мотоцикл.

Шман устало снимает шлем, перчатки.

В шапито пусто. Аттракцион закончился. Продолжается лишь дождь, журчит по брезенту.

На галерке раздается стиснутый кашель. Механик и гонщик смотрят вверх — там надевает плащ последний зритель. Заметив, что его увидели, старик поспешно натягивает на голову мятый берет.

— Послушайте, вы, — устало кричит Шман, — сколько можно меня преследовать? Что вам нужно?

Старик замирает, затем торопится к выходу.

— Чудак, — бросает механик и выразительно вертит пальцем у виска.

— Наверное, — медлит Шман, — но у меня такое чувство, что я его где-то видел…

Ему все еще хочется пить, и, когда они выходят на площадь, Шман ловит ртом дождевые капли. Глубоко и сладко вдыхает свежий сырой воздух. Наслаждается холодными струйками на горячем лице.

В передвижном вагончике тесно и тепло. Фанерные стены густо оклеены афишами.

В толстом махровом халате, после горячего душа, Шман мало похож на героя в сверкающем шлеме и крагах. У него мясистое грубое лицо. Он совсем не молод.

Растирая рукой затекший затылок, Шман достает из холодильника ветчину, сыр, корзинку яиц, бутылку сухого вина.

Механик бросает на сковороду кусок масла, разламывает яйца и льет в кипящее масло густые тягучие струи.

— Только не пересоли, — говорит Шман. Режет кухонным ножом слиток ветчины, хлеб, откупоривает бутылку.

— Завтра уезжаем?

— Да, — отвечает Шман, — утром свернем шапито.

— Может, махнем на юг? Там еще тепло — бархатный сезон.

— Нет. Я устал. Хочу зимы.

Дверь распахнулась. Дунуло сырым запахом ночи. Ветер смял занавески на маленьком окне.

— Разрешите?

— Входите, — ответил, обернувшись, Шман, — присаживайтесь.

— Спасибо, я сыт, — старик медленно опустился на стул, не снимая ни берет, ни плащ.

— Что ж вы с галерки убежали? — спросил Шман, чтобы хоть как-то прервать томительную паузу.

— Я слышал, вы завтра уезжаете?

— А в чем дело? — враждебно спросил механик, поддевая вилкой горячую глазунью.

Старик посмотрел на механика и четко и ясно произнес:

— Молодой человек, меня зовут Дени-Георг…

Механик отпрянул от сковородки.

Шман растерянно запахнул халат на груди. Дени-Георг!.. Как? Знаменитый мотогонщик. Кумир его детства. Но он же погиб… тогда, сорвавшись с вертикальной стены.