Motörhead. На автопилоте

Мы с Дикмиком уже три дня не спали и тоннами жрали декседрин. Потом начали параноить и приняли транков (мандракс), но это нас так успокоило, что стало неинтересно, поэтому мы закинулись кислотой и сверху еще добавили мескалина, чтобы было покрасочней. Потом нам стало как-то неуютно, и мы приняли еще по паре мандракса… а потом еще спидов, потому что опять слишком успокоились. После этого мы отправились в Roundhouse. Дикмик вел машину, и его очень интересовала обочина, так что он все время подъезжал к ней – посмотреть. Наконец мы доехали и поднялись в гримерку, а там дым коромыслом, потому что все сидят и дуют. Мы посидели, а потом кто-то притащил кокаин и мы немножко угостились, а потом принесли «черных бомбардировщиков» (в Штатах они называются «черные красотки» – стимуляторы), и каждый съел по восемь штук. Да, и еще немного кислоты. Когда пришло время идти на сцену, мы с Дикмиком были совершенно одеревеневшие!

– Твою мать, Мик, – говорю я, – я не могу пошевелиться. А ты?

– И я не могу, – отвечает он. – Классно, да?

– Да, но нам сейчас играть.

– Нам помогут, – заверил он.

Наши роуди зацепили нас каблуками за край сцены и привели нас в вертикальное положение, на меня повесили бас.

– Так, окей, – говорю я. – В какой стороне публика, чувак?

– Вон там.

– Далеко?

– Десять ярдов.

Я шагнул вперед:

– 1–2-3–4-5, ага. Поехали.

И это был один из лучших концертов, которые мы записали. Взаимодействие между мной и Броком было фантастическое. Но публику я так и не увидел! С этой записи мы взяли наш единственный хит – Silver Machine, второе место в чартах, между прочим! На сингле вокал – мой, хотя на концерте пел Боб. Боб в тот вечер был не в форме и звучал ужасно, так что потом все по очереди пытались записать вокал овердабом[29], но хорошо получилось только у меня. Это почти единственный случай, когда я пел основной вокал в Hawkwind, – еще были The Watcher на Doremi Fasol Latido, Lost Johnny на Hall of the Mountain Grill и Motörhead – би-сайд сингла Kings of Speed, который потом попал на переиздание Warrior on the Edge of Time. Но я часто пел партии бэк-вокала.

Работа с Hawkwind – это было волшебное время. Мы ездили жрать кислоту в одно огромное заброшенное поместье. Через обширный разросшийся сад шли узкие тропинки, вокруг сгоревшего дома были разбросаны декоративные пруды и туннели. Безумное местечко. Мы приезжали туда всей группой плюс десяток девчонок и пара каких-нибудь приятелей, перелезали через стену, упарывались и бродили по парку – то и дело видишь под деревом кого-нибудь, кто свернулся узлом и что-то бормочет. Это было великолепное время – лето 71-го: я его не помню, но никогда не забуду!

Вы, возможно, интересуетесь, как я выжил с учетом всех тех наркотиков, которые я потреблял в то время. Один раз я умирал – по крайней мере, в группе решили, что это так. Но это было не так. Все началось с того, что мы в своем фургоне возвращались с концерта домой. За рулем был чувак по имени Джон-Сортир[30] – а вот он, раз уж мы об этом заговорили, отбросил коньки два года спустя. Он завозил всех по очереди, и я оставался последним. Мы были заняты тем, что делили между собой сотню синих (смесь спидов с седативами). У меня на коленях лежал мешочек, и я как раз отдал ему его пятьдесят таблеток, и у меня оставалось пятьдесят. И тут прямо перед нами тормозит полицейская машина, и в ней полно копов. Вовремя, нечего сказать.

– Так, Лемми, – говорит Джон, – сейчас нас заметут.

Не поспоришь. Но я не собирался с этим мириться. «В жопу все», говорю я и пихаю в рот все свои таблетки – и Джон делает то же самое. И вот мы сидим, жуем пятьдесят синих одним куском. Такая гадость, скажу я вам! И запить их нельзя, потому что у дверей стоят копы.

– Выходите из фургона.

– Хорошо, офицер, – говорим мы – с трудом, потому что нам мешает полупрожеванная каша во рту.

– Что вы там делали на переднем сиденье? – спрашивает меня один из копов. – Я видел ваши руки, вы что-то делали, когда мы вас остановили.

– Ничего не делал, – упорствую я, а изо рта у меня течет синяя слюна.

Но они каким-то образом не обратили на это внимания и отпустили нас. Джон довез меня до дома в Финчли, где я жил с остальными нашими. По-видимому, я заснул, и мой метаболизм рекордно замедлился. Можно было подумать, что я перестал дышать, хотя это было не так. Но я лежал с открытыми глазами, и Стейша чуть не обосралась от страха. Она кричала: «Он умер! Он умер!» Потом она привела Дейва, который встал надо мной и тоже завопил: «Он мертв!»

А я в это время лежал и думал – они что, рехнулись? Разве не видно, что я тут пытаюсь поспать? Я хотел сказать им, чтобы они заткнулись, но у меня никак не получалось произнести ни слова. В конце концов они поняли, что я жив, а вскоре я снова пришел в норму.