Моцарт. Посланец из иного мира

Вена, Австрия,

Профессору герру Гвидо Адлеру,

От композитора Бориса Асафьева

Ленинград, Россия, 12 июня 1928 года

Мой венский друг, герр Гвидо!

Пишу из райского места под Ленинградом. Как был бы рад, если бы ты приехал ко мне, на дачу. …Ну, да ладно. К делу, к делу. …И, конечно же, всё про Пушкина, Моцарта и Сальери. Вы меня зажгли: в душе вспыхнули зарницы счастья, выкристаллизовалось чувство искренней благодарности.

Когда наш солнечный гений поэзии – Пушкин – коснулся неувядаемой темы «Гений и злодейство», то всяческие Сальери, эти «маленькие великие люди» давно уж толпились на улицах Вены, Берлина, Лондона, Петербурга, и Пушкин встречал их не только мысленно – под окнами Моцарта, но и рядом с собой, въяве, в широкой России, и они все плотней окружали его, подвигая его к написанию «маленькой трагедии».

Такие как Сальери, в кабаки не ходят. Разве, что «пировать с гостем ненавистным» в трактире «Золотого Льва» с фортепиано и то лишь по делу: где он отравит Моцарта, успевая насладиться аккордами его «Реквиема».

Так и хочется сказать: любовь – вот душа гения! Это чувство сближает и роднит Моцарта с толпой – кабацкой ли публикой, только она движет мастера к внезапному, нечаянному увлечению. Отсюда всё: непосредственность – детскость, весело и легко противостоящая фальшивой искушённости в разных науках, и единство суверенитетов, и свобода равноправия…

«Тебе не до меня», – говорит Моцарт, потому что Сальери, не осененному божьей искрой гения не до этой многообразной, взаимосвязанной, естественной жизни, – тот мыслит другими категориями. Непомерное творческое тщеславие, нежелание уже творчески бесплодного Сальери терпеть возле себя мало-мальски талантливого композитора, а уж бога музыки – это уже подавно, толкало итальянца во все тяжкие. Только бы жёсткая иерархическая его постройка венских подмостков осталась бы под его господством.

Всего Вам доброго, мой дорогой русский друг!