Моцарт. Посланец из иного мира

— Да, конечно, доктор Доктор Клоссет. Полностью с вами согласен. Боюсь, однако, что эта женщина не остановится ни перед чем, чтобы совратить маэстро, а проще говоря, уничтожить Моцарта. Если вам нужны факты, то я дам вам дополнительную информацию обо всем этом. Хоть сейчас.

— Не стоит утруждать себя, Tepp Зюсмайр. А теперь я вынужден.

— Безусловно, доктор Клоссет, — извиняющимся голосом опередил меня помощник маэстро. — Просто хочу, чтобы вы знали: если у вас возникнут какие-либо вопросы, проблемы, то и я могу быть вам полезен, — обращайтесь!

— Разумеется, герр Зюсмайр, — политкорректно сказал я, — как только мне понадобится ваша помощь или информация, я дам вам знать. Не будем усложнять дело. Моя работа есть моя работа. Постараюсь справиться с ней своими силами, — остановил я его излияния и потянулся за шляпой, лежавшей на столе.

Таким образом, я недвусмысленно дал ему понять, что разговор окончен. Франц Ксавер улыбнулся. В его улыбке не было и тени теплоты. Когда тяжелые дубовые двери остались за спиной и широкие каменные ступени лестницы вывели меня на улицу, я почувствовал неизъяснимо облегчение. Наконец-то избавился от общества герра Зюсмайра!

Разумеется, вскоре и сам Моцарт, отдавая должное одаренности и заметной сноровке Зюсмайра, пришел к невысокому мнению о своем помощнике и ученике. Реакция маэстро была, как говорится, неадекватной. Он шокировал Зюсмайра вспышками «жуткого шутовства», и я по этому поводу смущенно спрашивал себя, «играло ли здесь роль глубоко скрытое и скрываемое бешенство, неприкрытым адюльтером с его женой, Констанцией?»

С другой стороны, и Моцарт был не без слабостей и не всегда демонстрировал своим собратьям по музыкальному цеху добрые чувства. Именно так можно объяснить вражду, скажем, Антонио Сальери или безудержную злобу на Моцарта того же композитора из Праги Леопольда Кожелуха, скрытую за чрезвычайной любезностью. Не считая тех многочисленных посредственностей, у которых недосягаемое духовное превосходство Моцарта вызывало непримиримую ненависть к его носителю.

Но Моцарт, в сущности, оставался неуязвим для этой антипатии. Действительно, острый язык маэстро был известен многим, и кое-кто полагал, будто Моцарт был социально прогрессивным человеком, бросившим перчатку аристократии.

Теперь о секретаре композитора Франце Ксавере. Так вот. Несколько озадаченный таким неожиданным и малоприятным обращением хозяина, Зюсмайр, однако, к моему удивлению, не выказывал ни малейших признаков раздражения.

А на следующее утро, когда я снова явился к Моцарту, Зюсмайр вежливо поприветствовал меня, мягко улыбнулся и даже учтиво справился о моем здоровье. Казалось, он ничего не помнит о том, что случилось накануне. Вроде бы подразумевалось само собой, что мы с ним оба посвящены в некую тайну — в данном случае в тайну того, как управляться с капризным ребенком. Вместе с тем секретарь иногда вел себя точь-в-точь как человек, собирающий багаж перед дальней дорогой. Он задумчиво оглядывал комнату (мол-де, немудрено и забыть что-нибудь нужное), прохаживался по ней и усаживался возле камина на стул с прямой жесткой спинкой.

Еще раз я должен был спросить себя о вине и прегрешении Зюсмайра. Действительно ли он заслужил это, выражаемое с поистине рапсодическим размахом агрессивное глумление над собой? Или Моцарт заходил слишком далеко в своем черном юморе? Зюсмайр «заслужил» это агрессивное глумление по двум причинам: первая — от Моцарта не могла укрыться завязывающаяся связь с Констанцией, и вторая — Моцарту не мог быть близок — несмотря на его ограниченное знание людей — поверхностный, тщеславный и легкомысленный характер его ученика.

В этом отношении характерно октябрьское письмо (1791 год) Моцарта, пусть даже написанное им в шутливом тоне:

«Зюсмайру от моего имени пару увесистых оплеух. Кроме того, позволю попросить Зофи Хайбль (которой 1000 поцелуев) тоже влепить ему пару штук — только не стесняйтесь, ради Бога, чтобы ему не на что было жаловаться! — ни за что на свете я не хотел бы, чтобы он не сегодня-завтра упрекнул меня, будто вы обошлись с ним не надлежащим образом — лучше уж ему дать, нежели недодать — Было б чудесно, ежели б вы наградили его порядочным щелбаном по носу, подбили б глаз или уж на крайний случай отдубасили как следует, чтобы дурень никак не мог отпереться, будто ничего не получил от Вас.»