Читаем Моцарт. Посланец из иного мира полностью

Я был в театре, смотрел «Волшебную флейту» великого Моцарта. В Вене только и говорили об этой восхитительной премьере. Зюсмайр достал мне два билета и предупредил, чтобы я не беспокоился — у Моцарта явное улучшение. Я пригласил своего коллегу по городской больнице. Мне очень понравился Папагено. Я истовый театрал и, разбираюсь в театральных постановках, а потому сразу же, с первых минут с головой окунулся в это странное египетское действо на сцене: и вдруг осознал, что Папагено нравится не только мне, но и всей публике разом.

Меня позвали где-то через полтора часа после того, как открылся занавес и началось действие. Мне думалось (а Зюсмайр подтвердил), что вчерашнее улучшение у Моцарта успешно продолжается и сказал, что приду непременно после представления — благо театр был рядом с квартирой маэстро.

Но я ошибся и застал Моцарта в значительно худшем состоянии, нежели вчера. У него поднялся сильный жар, начались невыносимые головные боли. Состояние полного коллапса. Холодный пот. Я назначил ледяные компрессы на лоб. У него — прерывистый, едва различимый пульс. Постоянное мочеиспускание. Моцарт пьет воду с лимоном лишь понемногу и через большие промежутки времени. Он отказывается от всего, что ему предлагают. И продолжает пить подслащенную воду с вином или с лимоном — единственный напиток, который ему приятен. Каждый раз, как я его предлагаю, он произносит:

— Спасибо, доктор Клоссет.

Правда, Моцарт отказывается принимать внутрь какие-либо лекарства. Чуть позднее он пьет много воды с лимоном. Беспричинный смех. Неподвижный взгляд.

Кажется, моему пациенту полегчало, он уснул. В самом деле, ему лучше, чем два часа назад. Прошла икота, дыхание не затруднено.

В половине восьмого вечера он оглядывает всех разумным взглядом. От семи до восьми несколько раз подряд Моцарт теряет сознание, когда срабатывает кишечник. Без четверти девять опять теряет сознание. У него стул и довольно обильный.

В десятом часу я подумал, что Моцарт не переживет полуночи. До самого последнего времени, то есть до того, как он стал полностью неподвижен, его что-то угнетает — он два раза застонал.

К 22 часам Моцарт, кажется, задремал. Оставаясь возле кровати, я слежу за малейшими его движениями, а Зофи и Зюсмайр шепотом беседуют у натопленной голландской печи.

Опять позыв к рвоте, и я тотчас подставляю посудину, которая заполнилась черной массой, после чего его голова снова упала на подушку. Снова этот черный, характерный для металлической ртути цвет. Желудок Моцарта делает последнее усилие.

— Хесса, Хопсаса!.. (Зовусь я Хопсаса! — нем.).

— Это последние внятные слова маэстро.

Моцарт постоянно бредит, слова произносит неотчетливо, не до конца, иногда можно различить:

— Штанци… мама… ария.

Наступившая ночь проходит крайне беспокойно. Состояние общей тревоги, во всем теле боль, затрудненное дыхание. Пульс неразличим, тело холодеет. Общая прострация нарастает. Я ставлю горчичные припарки к ногам и два оттягивающих пластыря: один — на грудь, другой — на икры. Моцарт несколько раз вздыхает. Я освежал ему губы и рот водой, смешанной с лимоном и сахаром, но из-за спазмы гортани и икоты больной ничего не может проглотить. У Моцарта вырываются стоны, иногда так громко, что все, кто в комнате, тревожно смотрят на меня и друг на друга.

Наступила полночь. Мне показалось, что жизнь оставляет Моцарта. Но мало-помалу пульс крепнет. слышны глубокие вздохи. Моцарт еще живет. Именно в этот момент произошла самая душераздирающая сцена из всех, что имели место на протяжении его долгой агонии. Фрау Констанция, несмотря на плохое самочувствие, решила придти к одру мужа. Эта несчастная женщина даже не показывалась в комнате, где угасала жизнь великого композитора, — настолько она была ослаблена переживаниями за умирающего мужа. Ей хотели помочь, чтобы подойти к одру Моцарта, но она сама попыталась это сделать и не смогла переступить порог, — будто незримая стена не пускала ее внутрь. Костанция, залившись слезами, отступила назад вглубь комнат. Я постарался проводить ее, сказал, что ей лучше уйти. Но она хочет сражаться и даже умереть за него.

В порыве она бросается к кровати, хватает руки Вольфганга, целует их и, рыдая, покрывает слезами. Маленький Моцарт не в силах вынести этой жестокой сцены, волнение слишком велико — он теряет сознание. Скорбящую Констанцию вынуждены оторвать от Моцарта и вывести вглубь квартиры. Она плохо соображает, что-то говорит, я хвалю ее за усердие, успокаиваю и возвращаюсь на свой пост.

Мы, не отрываясь, смотрим на чело композитора, время от времени стараясь прочитать в его глазах: есть ли еще какая-нибудь надежда. Напрасно, безжалостная смерть рядом.


Вена, 5 декабря 1791 года.

Д-р Клоссет.

Понедельник 5 декабря 1791 года.

Пошел первый час ночи. В половине первого Зофи Хайбль положила на желудок бутылку с горячей водой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза