Моцарт. Посланец из иного мира

«Впервые, благородные братия, приемлет нас сие новое пристанище мудрости и добродетели. Мы освящаем сие место для святости нашей работы, которая отомкнет нам великую тайну. Сладостно чувство масона в столь светлый день, который внове и тесней сплотит братскую цепь; сладостна мысль, что ныне человеколюбие вновь поселится среди людей; сладостно воспоминание об очаге, где сердце каждого брата целиком вещает ему, что он был, и что он есть, и что он будет, где пример наставляет его, где братская любовь печется о нем и где в тихом сиянии восседает на троне всех добродетелей святейшая, первейшая, всех добродетелей царица — благотворительность».

В предисловии к факсимильному изданию Реквиема Шнерих в 1913 году высказывает мнение, что кантата КУ 623 была создана в два приема, то есть перед, и после пражского путешествия 1791 года, когда Леопольд II принимал корону Чехии, а Моцарт исполнял своего «Titus». Шнерих исходит при этом из того, что при записи кантаты была использована бумага двух разных сортов: в первой части автографа водяной знак — звезда, во второй — полумесяц. То есть вполне возможно, что Моцарт прервал свою работу, а позже продолжил ее. Что кантата по времени непосредственно примыкает к «Волшебной флейте», над которой Моцарт работал в мае, июне и июле 1791 года, доказывает уже то обстоятельство, что некоторые места из большой разговорной сцены этой оперы (1/15) всплывают в первом речитативе кантаты; даже ноты на словах «Где она, которой он лишил нас? Памина, может, ее уже принесли в жертву?» почти точно повторяются в оркестровом сопровождении.

В связи с этим замечательно то, что не Реквием, а именно эта кантата в специальной масонской литературе названа его «лебединой песнью», которую «он с присущим ему искусством сочинил и в кругу лучших друзей сам продирижировал ее первым исполнением за два дня до своей роковой болезни».

Перерывая бумаги умершего композитора, его жена Констанция и ученик Моцарта Зюсмайр наткнулись на нотные листки. «Что это?» — удивился Франц Ксавер.

Потом оказалось, что эти фрагменты к заупокойной мессе были написаны и не окончены в 1784 году. И потому Моцарт никогда не слышал исполнения этого неоконченного произведения, найденного у него в документах после смерти. Об этом же Констанция говорила другим лицам, как, например, аббату Максимилиану Штадлеру.

Попытка Констанции склонить капельмейстера Иосифа Эйблера к доработке этого сочинения потерпела неудачу, тогда Франц Зюсмайр, секретарь и ученик Моцарта, друг Констанции, заявил о готовности взять на себя такой риск.

Уже одно это противоречит утверждению, будто Зюсмайр в качестве «поверенного» Моцарта у одра смерти был самым тщательным образом проконсультирован композитором по всем вопросам дальнейшего завершения сочинения. Во-первых, он был другом Сальери, во-вторых, — «постоянным провожатым» жены Моцарта Констанцы во время ее лечения в Бадене летом 1791 года, и письма Моцарта так и пестрят ядовитыми замечаниями по отношению к человеку, обоими именами которого — Франц Ксавер — был назван его младший сын, родившийся в июле того же года.

Сначала все это не очень бросалось в глаза, поскольку сам Зюсмайр был очень скуп на слова, и, таким образом, «все сочинение было истинно моцартовским». Настоящий спор вокруг Реквиема разгорелся после выступления теоретика музыки из Майнца Г. Вебера, который в 11-м номере журнала «Cacilia» (Verlag В. Schott’s Sohne, Mainz) за 1825 год начисто опроверг его подлинность. На это его натолкнули серьезные расхождения в оригиналах. Но, кроме своих соображений он, видимо, обладал достаточно точными документами, переданными его другом, оффенбахским издателем А. Андре, который приобрел у вдовы большую часть музыкального наследия Моцарта.

Г. Вебер выступил против подлинности уже потому, что в основу вступления к Реквиему положена тема из кантаты Генделя — на погребение королевы Шарлотты, — транспонированная из соль минора в ре минор, а двойная фуга «Kyrie» представляет собой обработку Генделевой же фуги из оратории «Иосиф» (транспонированной в другую тональность). А вопрос об оригинале вообще захлебнулся, увязнув в джунглях обработок, копий, продолжений и противоречий.