Мотылёк

Он смеется и смотрит на меня глазами-щелочками.

– Холосо, холосо. Твоя как зовут?

– Папийон.

– Моя не знает.

– Я друг Чана. Чана Вокьена, брата Квик-Квика.

– Аха?! Холосо, холосо.

Он снова пожал мне руку:

– Твоя ичито хотеть?

– Передать Квик-Квику, что я здесь и жду его.

– Моя не мозет.

– Почему?

– Квик-Квик украл шестьдесят утка начальник лагерь. Начальник лагерь хотеть убить Квик-Квик. Квик-Квик фруфру.

– Давно?

– Два месяца.

– Ушел морем?

– Моя не знает. Моя ходить лагерь, говорить другой китаец, холосая друг Квик-Квик. Он решает. Твоя сидит здесь. Моя вернется эта ночь.

– В каком часу?

– Моя не знает. Моя придет, несет есть, сигареты. Твоя не делает здесь огонь. Моя свистеть «Ла Мадлон» [11]. Твоя слышит, твоя выходит дорогу. Поняла?

– Понял.

И китаец ушел.

– Что скажешь на это, Жан?

– Вы ничего не теряете; если хотите, можем вернуться по нашим следам в Куру. Там я раздобуду лодку, еду и парус, и вы сможете выйти в море.

– Жан, я направляюсь очень далеко, а одному бежать невозможно. Спасибо за предложение. Может быть, в худшем случае придется его принять.

Китаец оставил нам большой кусок капустной пальмы, и мы принялись за него. Блюдо свежее и приятное, с резко выраженным привкусом ореха. Жан вызвался подежурить. Я полностью ему доверяю. Натер себе лицо и руки табачным соком, так как уже начали донимать комары.

– Папийон, свистят «Ла Мадлон».

Жан только что меня разбудил.

– Который час?

– Еще не поздно. Может быть, девять часов.

Мы выбрались на дорогу. Ночь темная, хоть глаз выколи. Свистевший приблизился, я ответил. Он подошел еще ближе. Чувствуется, где-то рядом, но я его не вижу. Так, свистя по очереди, подошли друг к другу. Их трое. Каждый пожал мне руку. Скоро должна взойти луна.

– Давайте присядем у дороги, – предложил один из них на прекрасном французском, – в темноте нас никто не увидит.

К нам присоединился Жан.

– Сначала поешьте, а потом будем разговаривать, – сказал образованный китаец.

Мы с Жаном принялись за горячий овощной суп. Он нас хорошо согрел. Съели не весь, оставили про запас. Выпили горячего сладкого чая с мятой. До чего хорошо!

– Ты близкий друг Чана?

– Да. Он попросил меня найти Квик-Квика, чтобы вместе с ним бежать. Однажды я уже бежал и добрался до самой Колумбии. Я неплохой моряк, вот почему Чан хотел, чтобы я взял с собой его брата. Он мне доверяет.

– Очень хорошо. Какая у Чана татуировка?

– Дракон на груди и три точки на левой руке. Три точки означают, что он был одним из вожаков мятежа в Пуло-Кондоре. А его лучший друг тоже был в числе вожаков и зовут его Ван Хуэ. У него нет руки.

– Это я, – сказал интеллектуал. – Ты действительно друг Чана, значит и наш друг. Слушай: Квик-Квик еще не смог выйти в море, поскольку не умеет управлять лодкой. Сейчас он один в буше, в двенадцати километрах отсюда. Делает древесный уголь. Друзья продают, а ему отдают деньги. Когда скопится достаточная сумма, он купит баркас и будет подыскивать напарника, чтобы вместе бежать. Там, где он сейчас, ему нечего опасаться. Он живет на своего рода острове, который со всех сторон окружен трясиной. К нему не подобраться, если не знаешь дороги: засосет. Я зайду за тобой на рассвете и провожу к Квик-Квику. Пойдемте с нами.

Мы двинулись вдоль дороги, чтобы нас не заметили, потому что уже взошла луна и было достаточно светло. Кругом все просматривалось метров на пятьдесят. Когда подошли к деревянному мосту, он мне сказал:

– Спускайся под мост, там выспишься, а утром я за тобой приду.

Они пожали мне руку и пошли. Шли в открытую, не прячась. Если их прихватят, они скажут, что проверяли капканы, поставленные в буше днем. Жан посоветовал:

– Папийон, не спи здесь. Иди спать в буш. А я останусь тут. Когда он утром придет, я тебя позову.

– Ладно.

Я возвратился в буш и сладко заснул, выкурив напоследок несколько сигарет. На сытый желудок очень хорошо спится. Славный был супчик!

Ван Хуэ объявился на зорьке. Чтобы выиграть время, мы быстро зашагали по дороге, не дожидаясь рассвета. Заданный темп держался в течение сорока минут. Но вот и рассвело; издалека донесся шум вагонетки, катившейся по железной дороге. Мы вошли под полог леса.

– До свидания, Жан. Спасибо и удачи тебе. Да благословит Господь тебя и всю твою семью.

Я настоял на том, чтобы он принял от меня пятьсот франков. На случай, если с Квик-Квиком произойдет что-то неладное, он объяснил мне, как добраться до его деревни, как обойти ее и выйти на тропку, где мы встретились впервые. Он ходит по ней два раза в неделю. Я пожал руку этого благородного негра из Гвианы, и он заспешил домой.

– Вперед, – скомандовал Ван Хуэ и углубился в чащу. Он тут же определил направление, и мы быстро пошли через буш, который нельзя было назвать непроходимым. Ветки и лианы, преграждавшие ему путь, он не рубил, а отодвигал в сторону.

Квик-Квик

Не прошло и трех часов, как мы подошли к трясине. На топкой ее поверхности цвели кувшинки и расстилались широкие зеленые листья. Прошлись по берегу. Заметив, что я споткнулся, Ван Хуэ предупредил:

– Смотри не упади. Если свалишься, то наверняка утонешь – тебя уже ничто не спасет.