Никто из восьмидесяти человек в палате не пошевелился. Я быстро направился к двери, за мной Клузио и Матюрет – оба в своих рубашках. Постучал. Охранник открыл дверь. Мощный удар обрушился ему на голову. Другой охранник, сидевший напротив, уронил винтовку: несомненно, перед этим он спал. Не успел он пошевелиться, как я вырубил и его. Обе мои жертвы даже не пикнули. Только третий у Клузио, перед тем как рухнуть, выдавил: «А-а-а!» Мои, оглушенные, оставались сидеть на стульях. Третий растянулся на полу. Мы перевели дух. Нам показалось, что все должны были слышать это «а-а-а!». Крик был достаточно громким, и все же никто не шелохнулся.
Мы не стали затаскивать их в палату, а сразу пошли, прихватив три винтовки. Спускаемся по лестнице, тускло освещенной фонарем: Клузио первый, за ним малыш, затем я. Клузио бросил ножку от кровати; у меня она пока еще в левой руке, а в правой – винтовка. Спустились по лестнице до конца – ничего. Темная, как чернила, ночь окружила нас. Напряженно всматриваемся в темноту, отыскивая дорогу к стене со стороны реки. Спешим. Подойдя к стене, я наклонился. Клузио вскарабкался по моей спине на стену, оседлал ее, втащил наверх Матюрета, а затем меня. Придерживаясь руками за верхний выступ стены, мы стали спускаться уже с другой стороны и при полной растяжке тела свободно падали вниз. Винтовки оставили за стеной. Мы с Матюретом приземлились удачно, а Клузио попал в яму и подвернул ногу. Мы встали, а Клузио попробовал, но не смог. Он сказал, что сломал ногу. Оставив Матюрета с Клузио, я побежал к углу стены, все время ощупывая ее рукой. Было так темно, что я не заметил, как добрался до конца, и с вытянутой в пустоту рукой упал плашмя вниз. Со стороны реки послышался голос:
– Это ты?
– Да. Жезю?
На полсекунды вспыхнула спичка. Я засек положение, бросился в воду и поплыл к нему. В лодке было двое.
– Кто первый?
– Папийон.
– Хорошо.
– Жезю, надо продвинуться вверх по течению. Приятель сломал ногу, когда прыгал со стены.
– Бери весло и греби.
Три весла погрузились в воду, и легкая лодка в один миг пролетела сто метров, отделявшие, как я полагал, нас от остальных. Ничего не видно. Я позвал:
– Клузио!
– Заткнись, ради Христа! Толстяк, чиркни зажигалкой.
Вспыхнули искры – их заметили. Клузио свистнул сквозь зубы. Так делают в Лионе, свист отчетливо слышен, но не производит шума. Можно подумать, что шипит змея. Он продолжал свистеть, пока мы не подплыли. Толстяк вылез, обхватил Клузио руками и перенес в лодку. Затем в лодке оказался Матюрет, а за ним Толстяк. Теперь нас было пятеро. Лодка просела, между планширом и водой оставалось пять сантиметров.
– Не двигайтесь без предупреждения, – сказал Жезю. – Папийон, перестань грести. Положи весло на колени. Толстяк, отчаливай.
Подхваченная течением, лодка быстро растворилась в ночи.
Проплыв с километр и миновав зону, слабо освещенную электрическим светом от старенькой динамо-машины, мы оказались на середине реки, а наступавший отлив нес нас вдоль ее берегов с невероятной скоростью. Толстяк бросил грести. Только Жезю, крепко прижав ручку весла к бедру, концом-лопаткой удерживал лодку в устойчивом положении. Он не греб, а только управлял.
Жезю нарушил молчание:
– Теперь мы можем поговорить и покурить. Думаю, что проскочили. Вы уверены, что никого не убили?
– Все может быть.
– Боже, Жезю, ты надул меня дважды, – сказал Толстяк. – Ты говорил, что это безобидный маленький отвальчик без всякого шума, а теперь оказывается, что бегут интернированные, а за это я могу схлопотать.
– Да, они интернированные. Скажи я тебе об этом, Толстяк, ты бы отказался помочь, а мне нужен был помощник. Да и что тебе беспокоиться? Если нас застукают, я возьму все на себя.
– По сути, так оно и есть, Жезю. Не хочу рисковать головой за сотню франков, которую ты мне заплатил, и не хочу тянуть пожизненный срок, если там окажутся раненые.
– Толстяк, – сказал я, – я подарю вам на двоих тысячу франков.
– Это дело, брат. Это справедливо. Спасибо. Мы ведь мрем в деревне с голодухи. Хуже, чем в зоне. В лагере хоть брюхо набиваешь каждый день, да и одежонку дают.
– Очень больно, приятель? – спросил Жезю Клузио.
– Терпимо, – ответил Клузио, – а скажи, Папийон, что будем делать со сломанной ногой?
– Посмотрим. Куда плывем, Жезю?
– Я вас спрячу в небольшом ручье в тридцати километрах от устья реки. Там спокойно отлежитесь с неделю, пока не улягутся страсти. Пусть думают, что этой самой ночью вы спустились вниз по Марони и вышли в море. Охотники из наряда преследования ходят в лодках без моторов и наиболее опасны. Если они возьмут след, то вам может грозить бедой даже разговор, или кашель, или разведенный огонь. Багры ходят на моторках, слишком громоздких, чтобы подняться вверх по ручью, поэтому они бросают лодки и идут по суше.