Мотылёк

Я вышел во двор в чем мать родила. Клузио принес чистую сменную одежду. С помощью Матюрета я мылся, намыливаясь хозяйственным мылом. Чем больше мылся, тем больше сходило грязи. Наконец после нескольких намыливаний и ополаскиваний я почувствовал себя превосходно. Высох на солнце за пять минут. Надел чистое белье. Пришел парикмахер. Он собирался стричь под горшок. Я возразил:

– Сделай нормальную стрижку и побрей. Я заплачу.

– Сколько?

– Песо.

– Хорошо стриги, я дам два, – добавил Клузио.

Вымытый, выбритый, аккуратно подстриженный, в чистой одежде, я снова возвращался к жизни. Вокруг меня хлопотали друзья и все расспрашивали: «Как высоко подступала вода? А крысы? А сороконожки? А грязь? А крабы? А параши? Сколько вынесли трупов? Умирали естественной смертью или вешались? Бывало ли, что стражники убивали, сваливая на самоубийство?»

Вопросам не было конца. После такого длинного разговора я почувствовал страшную жажду. Во дворе разносчик-торговец продавал кофе. За три часа прогулки я выпил дюжину чашек кофе с сахаром. Мне он тогда показался лучшим в мире напитком. Подошел негр, сидевший в карцере напротив. Вполголоса он рассказал мне историю с матерью и бельгийским консулом. Я пожал ему руку. Он гордился, что с его подачи меня выпустили из карцера. Уходя, весь сияя от счастья, он сказал:

– Завтра поговорим. На сегодня хватит.

После карцера наша камера выглядела дворцом. У Клузио был гамак, который он купил на свои деньги. Он предложил мне поваляться в нем. Я лег поперек. Он удивился, а я объяснил ему, что он ложится вдоль, потому что не умеет пользоваться гамаком.

Едим, пьем, играем в шашки, пускаем в ход колоду испанских карт, разговариваем по-испански между собой, равно как с полицейскими и заключенными-колумбийцами, чтобы лучше научиться языку. За такими вот занятиями проходят наши дни и часть вечеров. Не очень-то хорошо ложиться спать в девять часов. Стоит только лечь, как все подробности побега от больницы в Сен-Лоране до Санта-Марты всплывают перед глазами, призывая к продолжению действия. Фильм не может оборваться на этом месте, он должен иметь продолжение. И он будет его иметь. Дайте только набраться сил, и поверьте, еще много новых эпизодов прибавится к рассказу. Я нашел свои стрелы и два листа коки. Один совсем сухой, а другой немного зеленый. Положил зеленый в рот и стал жевать. Остальные смотрели на меня с удивлением. Я объяснил, что из этих листьев приготавливают кокаин.

– Ты нас разыгрываешь.

– Попробуй.

– Да, действительно, язык и губы немеют.

– Их продают здесь?

– Не знаю. Как ты обходишься с деньгами, Клузио?

– Разменял их в Риоаче и теперь держу на виду у всех.

– А мои деньги у начальника тюрьмы, – сказал я. – Тридцать шесть золотых монет по сто песо. Каждая в размене на бумажные деньги стоит триста песо. На днях я собираюсь поднять этот вопрос.

– Почему бы не предложить ему сделку? Они все пройдохи.

– В этом что-то есть.

В воскресенье я разговаривал с бельгийским консулом и заключенным-бельгийцем. Он сидел за надувательство американской банановой компании. Консул обещал, насколько это возможно, оказать нам содействие и взял под свою защиту. Консул заполнил официальный документ по специальной форме, где говорилось о моем рождении в Брюсселе в бельгийской семье. Я поведал ему историю с монахинями и жемчугом. Консул был протестантом и о местных священниках и монахинях не знал ровным счетом ничего. Он немного был знаком с епископом. В отношении монахинь он посоветовал помалкивать. Это очень опасно. За сутки до нашего отъезда в Барранкилью консула поставят в известность.

– Вот тогда вы можете заявить об этом в моем присутствии, ведь у вас есть свидетели, если я вас правильно понял?

– Да.

– Но сейчас не делайте никаких заявлений: он вас снова может упрятать в это проклятое подземелье или даже убить. Золотые монеты – целое состояние. Их обменный курс не триста песо, как вы думаете, а все пятьсот пятьдесят. Большая сумма. Не вводите дьявола в искушение. Жемчуг – это другое дело. Дайте мне время подумать.

Я предложил негру бежать со мной и спросил, как, по его мнению, это дело следует обтяпать. При одном только слове «побег» негр весь посерел.

– Послушай, парень, даже не помышляй. Не туда идешь. А если затея провалится, тебя ждет медленная мучительная смерть. Ты только понюхал, что это такое. Подожди следующего раза – скажем, в Барранкилье. А здесь – просто самоубийство. Ты хочешь умереть? Ну и давай, только тихо. Во всей Колумбии не отыщется другой такой черной дыры, как в Санта-Марте. Зачем рисковать!

– Да, но здесь легче: стены невысокие.

– Парень, легче не легче, а на меня не рассчитывай. Не собираюсь не только бежать, но даже помогать отказываюсь. Даже разговаривать не хочу об этом.

И перепуганный до смерти негр ринулся от меня прочь, бросив напоследок:

– Ненормальный: такое в голову может прийти только сумасшедшему. И где? В Санта-Марте!