Мотылек

Девочка устраивается удобнее и смотрит на экран. А на экране все тот же дядя с темным, как у Альфонсо, лицом продолжает что-то говорить девушке в ночной рубашке. Катя зевает и закрывает глаза. Секундная стрелка у нее на часах вздрагивает и вновь пускается по кругу. Со стороны багажного отделения к дремлющей девочке подходят родители. Мама несет дорожную сумку, папа катит огромный чемодан.

Мама Кати. Катюша, просыпайся! Нам пора на регистрацию.

Папа Кати. Да, лучше заранее. Помните, как мы на Ниццу чуть не опоздали.

Катя (открывая глаза). Мама! Папа! Это вы?!

Папа Кати. Если твоя мама опять все не перепутала, то это мы.

Мама Кати. Да, это мы, и вещи тоже с нами. Хотя не верится.

Катя. Мне такой сон приснился!

Папа Кати. Что же нам приснилось?

Катя. Золушка, принц, певец Мигель, тетя, у которой квартира в Венеции, и ее муж — дядя, который выиграл в казино кучу денег.

Мама Кати (Папе). Заметь, что в наши времена даже детские сны несут на себе ярко выраженный социальный оттенок. Это хорошо или плохо?

Папа Кати. Пока нормально. Плохо будет, когда тети с квартирами за границей и дяди-шулера окончательно вытеснят из детских снов Золушек и принцев. (Кате.) Поднимайся, котенок, в самолете досмотришь свой эклектичный сон.

Катя. Я думаю, что этот сон уже не приснится.

Мама Кати. Значит, приснится другой. С Котом в сапогах и биржевым маклером.

Папа Кати. Хорошо бы еще туда немного нейролингвистического программирования. Карта — еще не территория. Вперед, чадо прогресса, уже почти половина второго! Нас ждет завтрак в отеле.

Катя (смотрит на свои часы). Один час двадцать пять минут.

Папа Кати. Четыре минуты — ничто для вечности! Через шесть часов нас ждет завтрак в отеле. Вот это действительно по-настоящему важно.

Венеция. Мост над каналом неподалеку от Сан-Джорджио Маджоре

Катя с родителями гуляет вечером по Венеции. Повсюду огни, переговаривающиеся на разных языках туристы. Переходя через мост, Катя случайно обращает внимание на плывущую внизу гондолу. Лодкой ловко управляет Петрович в костюме гондольера, в лодке, обнявшись, сидят Вера и Серж. Петрович поет на чистейшем итальянском языке: «Море чуть дышит, в сонном покое, / Издали слышен...» и т. д. Вера с Сержем замечают девочку.

Вера. Смотри! Наша подружка.

Серж (озабоченно). Уже прохладно, а она так легко одета.

Вера. Перестань, ты драматизируешь. Их гостиница в двух шагах.

Серж. Ну все-таки...

Вера. Она нас видит.

Серж. Это невозможно.

Вера. Что ты со мной споришь! Она нам машет.

Серж. Действительно машет. (Машет рукой Кате.)

Катя машет своим старым знакомым. Родители замечают, что их дочь кого-то приветствует внизу. Смотрят на воду, но ничего не видят.

Папа Кати. Ты кому машешь?

Катя. Показалось, что увидела знакомых.

Мама Кати. Это там, далеко, что ли? (Подразумевая еле заметный в сумраке мост впереди.)

Катя. Да, очень далеко.

Папа Кати. У тебя превосходное зрение. Спешите, дамы. Холодает.

Катя достает из кармана заколку, когда-то ей подаренную Верой, и незаметно кладет ее на самый край перил.

Серж. Она им ничего не сказала. Вера. Может быть, она нас не видела?

Под ноги Вере падает заколка.

Вера. Нет, она нас видела.

Серж. Конечно видела. Мы же здесь.

Вера. И куда нам потом?

Серж. Не все ли равно, душа моя. Но если ты настаиваешь, то вперед, на свет (Показывает ей на горящий далеко впереди над водой фонарь.) Правильно, Мигель?

Тот согласно кивает и продолжает петь:

В небе ночные звезды зажглися.
Санта Лючия!
Санта Лючия!