Мотылек

– Нет. Хлеб купишь сам. Вот тебе пять песо. А нам на шестерых буханки только-только.

Фу! Слава богу, пронесло! Полный идиотизм – предлагать сосиски этому кретину – он их не жрет без хлеба. Коляска сорвалась с места и помчалась прочь от набычившегося полицейского. Попробуй угадай, что он захочет хлеба. Меня прошиб холодный пот.

– Завтра – фейерверк! Все готово, Пабло. Пролом надо сделать под выступом будки часового. Часовой сверху нас не увидит.

– Но услышит.

– И это я продумал. Завтра в десять утра эта часть двора будет в тени. Там, у стены, должен работать жестянщик. Он будет править молотком медный лист. Хорошо, если бы их оказалось двое. Попробуй подыщи. Плачу каждому по пятьсот песо. Надо, чтобы они стучали беспрерывно. Мы будем рядом.

Пабло все устроил.

– Будут работать мои друзья. Постучат как следует. Часовой не расслышит звук дрели. Но ты на своей тележке и французы должны находиться посередине двора, чтобы прикрыть нас от часового с противоположного угла. Разговаривайте между собой погромче.

Через час подготовили шпур. Жестянщики стучали. Помощник Пабло подливал автол на сверло, чтобы от дрели было меньше шума. Часовой ни в чем нас не заподозрил. Динамитная шашка была заложена в отверстие вместе с детонатором и двадцатисантиметровым шнуром. Пустоты в шпуре заделаны красной глиной. Мы отступили от стены. Если все пойдет хорошо, взрыв обеспечит пролом в стене. Будка вместе с часовым полетит вниз. Я верхом на Пабло помчусь к такси. Остальные действуют по собственному усмотрению. Я полагал, что Клузио и Матюрет все равно добегут до такси первыми.

Перед тем как поджечь бикфордов шнур, Пабло предупредил группу колумбийцев:

– Если кто-то хочет бежать, не зевайте: через несколько минут в стене будет дыра.

– Это дело! Надо поторапливаться, а то со всех сторон сбегутся охранники и будут стрелять по последним.

Зажгли шнур. Взрыв потряс весь квартал. Будка полетела вниз. Сверху на нас свалился часовой. В стене образовались большие трещины. Через них просматривалась улица. Но они не были достаточно велики, чтобы через них мог пролезть человек. Проломом даже не пахло. Я понял, что это конец. Сама судьба предписала мне вернуться в Кайенну.

Последовавшая за взрывом суматоха просто не поддается описанию. Во дворе более полусотни полицейских. Дону Грегорио хорошо известно, где искать виновных.

– Ну, француз, думаю, что это последний раз. Куда уж больше!

Начальник гарнизона вне себя от ярости. Он даже не может отдать приказ избить раненого человека, лежащего в коляске. Чтобы не навлекать неприятности на других, я всю вину взял на себя. Взрыв подготовил я один без всяких помощников. Шесть охранников перед растрескавшейся стеной, шесть во дворе и шесть снаружи, на улице, несли постоянную службу до тех пор, пока каменщики не привели стену в порядок. К счастью, часовой, упавший со стены вместе с будкой, отделался легким испугом.

Возвращение на каторгу

Спустя три дня в одиннадцать часов утра тридцатого октября двенадцать французских охранников, одетые в белую униформу, пришли за нами. Перед отправкой из тюрьмы в Барранкилье надлежало пройти короткую официальную церемонию: каждый из нас должен был быть опознан согласно приметам, занесенным в уголовно-судебный реестр. В нем все антропометрические данные: и рост, и объем грудной клетки, и отпечатки пальцев, и фотографии, и цвет волос, и особые приметы, и прочее. После опознания и установления личности французский консул и представитель местного окружного суда подписали документ о передаче нас под юрисдикцию Франции. Все только диву давались, как дружески относились к нам приезжие багры, как вежливо они обращались с нами. Ни грубостей, ни бранных слов. Некоторых из них знали те трое, что присоединились к нам на Тринидаде и отсидели больше нашего. Они шутили с ними и разговаривали, как со старыми приятелями. Майор Бураль, старший группы сопровождения, поинтересовался состоянием моего здоровья. Он посмотрел на мои ноги и заверил, что на судне позаботятся обо мне – с ними прибыл хороший санитар, он-то и обеспечит за нами медицинский уход.