Мотылек

Лег спать очень поздно и отдыхал нормально. Первая ночь не слишком угнетала. Жить, жить, жить! Каждый раз, находясь на грани отчаяния, я повторял: «Пока есть жизнь, есть надежда». Три раза подряд.

Прошла неделя. Со вчерашнего дня заметил перемену в своем рационе. Великолепный кусок вареного мяса в обед и полная миска чечевичной каши на ужин, почти без воды. Как ребенку, я сказал себе: «Чечевица содержит железо, она очень полезна для здоровья».

Если так пойдет и дальше, то можно будет ходить по десять-двенадцать часов в сутки, а затем, устав до изнеможения, улетать к звездам. Нет, я не витал в мире иллюзий, я находился здесь, на земле, на твердой земле. Я думал о всех заключенных, которых знал на островах. У каждого была своя история, свое прошлое и настоящее. Как тут не вспомнить их рассказы? Вот один, который, я дал себе слово, надо проверить, если суждено снова побывать на островах. Это история с колоколом.

Как уже говорилось, заключенных не хоронили, а сбрасывали в море в месте скопления акул между островами Сен-Жозеф и Руаяль. Мертвеца заворачивали в мешковину, а к ногам привязывали большой камень. Четырехугольный сундук – неизменно один и тот же сундук – устанавливали на носу лодки на уровне борта. Когда лодка подплывала к условленному месту, шестеро гребцов, все заключенные, клали весла. Один из них открывал переднюю дверцу, а другой наклонял сундук. И покойник соскальзывал в воду. Акулы немедленно перекусывали веревку, на которой подвешивался камень. Ни один мертвец не успевал толком утонуть. Он тут же всплывал на поверхность, и акулы устраивали настоящее сражение за такую своеобразную добычу. По словам очевидцев, глазам открывалась жуткая картина: акулы пожирали человека. Когда акул скапливалось особенно много, они выталкивали саван вместе с его содержимым из воды, срывали мешковину и уносили большие куски человеческого тела.

Все было именно так, как я и говорил, но одну деталь мне не удалось проверить. Все каторжники, без исключения, утверждали, что акулы приплывают на звук колокола, звонившего в часовне по покойнику. Говорят, что если выйти на мол Руаяля в шесть часов вечера, то не увидишь ни одной акулы. Но стоит зазвонить колоколу, как их тут же появляется видимо-невидимо. Акулы поджидают мертвеца, иначе чем объяснить их присутствие там в данный конкретный момент? Будем надеяться, что я не попаду на обед акулам на Руаяле. Если они сожрут меня во время побега, это будет тоже плохо, но все же лучше быть съеденным акулами на пути к свободе, чем просто так. А ведь это может случиться, если я заболею и сдохну в камере. Нет, это не должно произойти.

Благодаря стараниям друзей я ел досыта и чувствовал себя очень хорошо. Ходил без остановки по камере с семи утра до шести вечера. Так что миска за ужином, полная овощей, бобов, чечевицы, гороха или жареного риса, уплеталась за милую душу. Я всегда съедал все без всякого труда. Ходьба укрепляла меня и бодрила, а появлявшаяся усталость не была изнурительной, наоборот, способствовала здоровью. В процессе ходьбы мне удавалось даже совершать звездные полеты. Вчера, например, я провел весь день в лугах Ардеша близ селения Фавра́. Когда умерла мать, я часто ездил туда и жил по несколько недель у тети, сестры матери, сельской учительницы. И вот вчера я побывал там в каштановой роще. Собирал грибы и слышал голос моего приятеля, деревенского подпаска. Он звал собаку, чтобы она пригнала к стаду отбившуюся овцу или наказала козу-блудню. Она удивительно слушалась его и выполняла все приказания. Более того, я ощущал во рту прохладу бурого ручья с железистой водой. Его мелкие брызги щекотали в носу. Это всеобъемлющее воспоминание событий пятнадцатилетней давности, повторное переживание прошлых эпизодов с такой живостью и очевидностью возможно только в камере, вдали от всякого шума, в глубочайшей тишине.

Я смог даже увидеть желтое платье тетушки Утин. Я слышал шепот ветра в листьях деревьев и звук падающего каштана. Звук был резким, когда каштан падал на сухую землю, и приглушенным, когда он падал на подстилку из листьев. Из-за высокого ракитника вышел огромный кабан. Он перепугал меня до смерти. В панике я бежал от него, растеряв почти все мои грибы. Да, шагая взад и вперед по камере, я провел целый день в Фавра, с тетей и своим приятелем Жюльеном, деревенским подпаском. Никто не мог лишить меня этих нежных и удивительных воспоминаний, ясных и острых, словно наяву. Никто не мог помешать им успокоить мое истерзанное сердце, которому непременно требовалась такая поддержка.

Что касается остального общества, разделявшего со мною участь в камерах тюрьмы «Людоедки», то я, несомненно, обкрадывал его эмоционально, пребывая целый день в зеленых лугах Фавра под каштанами. Я даже пил минеральную воду из источника с названием Персик.

Прошли первые шесть месяцев. Я сказал, что за единицу отсчета я приму именно этот период времени, и сдержал свое слово. Только сегодня утром я отнял от шестнадцати единицу. Оставалось пятнадцать раз по столько же.