Мотылек

— Могу задать вам тот же вопрос. Я посещал картинную галерею, планирую приобрести несколько картин. Как вам Айвазовский, — он улыбнулся чертовски обольстительной улыбкой и сидел весь такой до жути уверенный в себе и идеально грациозный. Интересно, где-нибудь учат этой стати, этой осанке, этой благородности, так и кричащей, что его воспитывала не деревенская русская семья, а чопорные англичане при дворе Елизаветы.

— Правда? Побеседуем о живописи как два закадычных приятеля? Может, вы мне потом купите пивка, и мы потравим байки в ближайшем баре?

— Предпочитаю хорошее вино.

Я поморщилась. Жан Франциск снова проделал этот трюк… проводя пальцами по своему изящно очерченному рту, изучая при этом меня пленительным взглядом. Словно я какой-то любопытный зверек, которого он никогда прежде не видел. Мне вдруг неумолимо захотелось проделать с его губой тоже самое… Нет, Эмили, даже не думай об этом. Пусть мотылек живет… живет на большом прекрасном цветке. Ему и там хорошо…

Он не переставал изучать меня взглядом, и я не выдержала.

— Удовлетворены? — сдержать сарказм не удалось.

— Это навряд ли… — заметив что-то, он вмиг стал суровым. На его скулах заиграли желваки, а в голубых глазах проступил лед. — Ты заработаешь себе пневмонию. Моя машина здесь неподалеку.

Его тон не терпел никаких возражений. Если я и видела раньше подобную властность, то только по телевизору в каких-нибудь голливудских фильмах о больших шишках. Я чуть было даже не повиновалась, но вовремя спохватилась.

— Вы снова пытаетесь затащить меня в свою машину? Благодарю, но вчера в ней сидел убийца. Мне не хочется повторить судьбу невинной девицы.

— Это не предложение, — грозно поднявшись с лавочки, ледяным голосом процедил Жан и, взяв меня за руку, потащил к своему автомобилю. Собственно, особо тащить ему и не пришлось. Я брела за ним, как послушная овечка, держа теплую мягкую ладонь. Словно находилась под гипнозом. Он будто околдовал меня своим обаянием. — У тебя ледяные ладони…

— ВСД.

— Сомневаюсь.

— Простите, мистер Оксфорд.

Он открыл передо мной дверцу своего шикарного BMW. Но, прежде чем сесть, я обошла машину и стала вбивать в телефон ее регистрационный номер. Мужчина с любопытством наблюдал за происходящим.

— Что ты делаешь?

— Я отправила своему другу, а он работает следователем, регистрационный номер вашего автомобиля. Так что если я не выйду на связь в ближайшие несколько часов, он вас из-под земли достанет. Такой ревнивец, знаете ли…

— Значит, вы надеетесь провести со мной несколько часов? — лед в его глазах растаял, и на смену пришли огненные искорки похоти.

— О, господи. Неужели это на кого-то действует? — я закатила глаза, чтобы создать впечатление, будто меня совсем не трогает его присутствие. Хотя это не так. Совсем не так… я как мотылек, который летит не к звездам, а к огню, в котором сгорит заживо. Что я делаю… Дверца мягко захлопнулась, окунув меня в теплоту и мрак салона. До чего же тепло и мягко. Никогда раньше не давила сиденья столь дорогих автомобилей. Это как сесть жопой на мешок с деньгами, только еще теплее и мягче.

Жан Франциск сел за руль и, включив подогрев моего сиденья, потребовал пристегнуть ремень безопасности.

— Что, правда? Боитесь нарваться на штраф? Не переживайте, я оплачу, — хмыкнула я, скрестив руки на груди.

— Боюсь, что ты можешь удариться и получить травму, Эмили, — сухо отрезал он. — Пристегнись.

— Так бы и сказали, что плохо водите!

Боже мой, какие мы требовательные. Да еще и на "ты" переходим! Недовольно пристегнувшись, я уставилась в окно. Хотя, признаться, такая забота не могла не тронуть мое девичье сердце. Пусть я и одета как мальчишка, и пахну совсем не фиалками после часовой пробежки, да и поведение мое особо женственным не назовешь, но во мне все равно живет ранимое существо, которое до безумия жаждет, чтобы его лелеяли, заботились о нем и ценили. Машина плавно тронулась с места и втиснулась в поток скользящих по дороге машин.

— Вам нужна папка, не так ли… — я, наконец, немного оттаяла и соизволила обратить взор на своего спутника.

— Позже. Пока мне нужно кое-что другое, — плутовато улыбнулся он, обнажив свои белоснежные зубы.

— Господи, какая пошлость, — я снова закатила глаза. Мальчики и их дорогие игрушки. — Пожалуй, я выйду здесь и дойду до дома пешком.

— Нет.

— Что значит, нет. Это незаконное лишение свободы?

— Можно сказать и так, — он снова улыбнулся, но на этот раз одарил меня взглядом небесно-голубых глаз. Я не удержалась от ответной улыбки, хотя больше всего на свете мне хотелось бросить пару-тройку колких замечаний по этому поводу. — Перестань. Ты не такая.

— Нет, Луи, я именно такая! — прекрасно зная, что он имеет в виду, подчеркнула я.

— Обязательно подарю тебе ежика, уверен, вы быстро найдете с ним общий язык.

— О, мы уже перешли к конфетно-букетному периоду, как трогательно. Тогда я не откажусь и от кактуса. Если вы надеетесь, что получите приглашение на чай, то спешу вас разочаровать. Папку я отдам только вечером. Надеюсь найти в ней ответ, куда мог чудесным образом испариться Стефан.