Мотылёк над жемчужным пламенем (СИ)

Боли не чувствую, только тяжесть приятную.

– Как же я тебя ненавижу, Звягин! Как же ненавижу! – либо плачет, либо ржёт. Но обнимает крепко-крепко. Я и сам руки в замок складываю, отпускать не хочу. Волосами дышу. Теплом греюсь. – Что с тобой творится? Ты ненормальный! Псих!

Закрываю глаза. Мне плевать на всех. Мне хорошо.

– Теперь порядок, Варька. Теперь порядок.

Мир, желания. И тайны. Души. Пламя. Мотыльки.

Глава#33. Варя

Какая польза от слов, если за ними ничего не стоит?

– Что за странная улыбка?

Я не верю своим глазам, но верю сердцу, которое бьётся в бешенном ритме – так, по старой доброй привычке оно реагирует на присутствие Звягина. Он совсем не изменился. Светлые волосы, высокие и угловатые скулы, хитрая ухмылка, которая всегда раздражала и в то же время была волнующей. И, конечно же, льдинки. Его глаза – мутные льдинки. Они источали холод, но сейчас приветливо грели.

– Ты пугаешь меня, Тарасова. Может, скажешь хоть что-нибудь?

Дураку не объяснить, что горло сдавило так, что едва сдерживаю слёзы, надрывный крик и остаюсь в сознании, ведь успела поверить в то, что больше никогда не услышу его голоса. Иначе говоря, вернулась из комы. Такой затяжной и беспросветной. Но теперь меня преследует тягучий страх, что он может исчезнуть, подразнить и оставить, как делал это прежде. Оттого и скованность. Оттого и немота.

– Знаю, знаю, видеть рада. Вон, как хвостиком виляешь, – улыбаясь, шутит Витя. – Статуэтка из тебя потрясная, да только функций маловато. Признаться, это напрягает.

Прохожие уже успели потерять к нам интерес. Наше феерическое падение на асфальт сравнилось с дурачеством. Людям не понять, что именно сейчас я балансирую на грани жизни и смерти. Кто бы мог подумать, что так сильно скучала по нему?

– Мне время нужно, Звягин. Немного времени, чтобы проснуться, – себя не слыша, оправдываюсь я. – Разве ты не понимаешь?

Его дыхание сбивчивое, как и моё.

– Понимаю. Ещё как понимаю. Но если мы потратим драгоценные секунды на ступор и дурацкие расспросы, то на главное совсем не ничего останется, – неоднозначно заявляет он, а потом протягивает руку. – Пойдём, поэтесса, прогуляемся.

Порываюсь и не раздумывая беру его за руку, но тут же осекаюсь.

– А как же Гена? Концерт? Кирилл? Мы не можем так взять и уйти.

Витя крепче сжимает мои пальцы и кривит лицо.

– Концерт? Кирилл? Ты перечисляешь список маловажных вещей? Мне плевать на них, Варя. Даже на того Гену, чёрт возьми, всё равно. Ты в привычном образе матушки, я понял, но разве сейчас это важно? Ты или идёшь со мной, или остаёшься ублажать немощных. Решай.

Я успела отвыкнуть от его грубости. Мне обидно и неприятно. Без того затуманенный разум толкает на сумасбродный поступок: включаю неуместную гордость.

– Явился, как снег на голову и принялся мне указывать? – вырываю руку и вскидываю подбородком. – Спешу тебя обрадовать, но у меня появилось своё мнение, Звягин. Хоть раз прояви уважение и посчитайся с ним, – с наиумнейшей физиономией я утопаю в собственном полоумие.

Рассмеявшись, Звягин дёргает плечом.

– Ну тогда счастливо, – прощается и невозмутимо шагает в сторону остановки. Уходит. Уверенно. Всё дальше и дальше.

Меня обжигает едкая злость. Щеки горят, будто бы мне залепили пощёчину. И только спустя резиновые секунды приходит сносное осмысление, что я натворила.

Бегу вслед за Витей по скользкой дорожке из гордыни и самоуважения. Равняюсь с парнем, но занятый ожиданием маршрутки, он будто бы меня не замечает или попросту делает вид. И только когда захожусь в показательном кашле, он оборачивается. Смеётся. Скалится.

– Вот те на! Как быстро ты передумала! Речь про мнение была не твоей, так?

– Ещё чего! Я – свободный человек, делаю то, что захочу. Мне захотелось прогуляться, а ты здесь не причём.

Витя давится смешком, но принимает шаткий довод.

– Как скажешь, поэтесса. Как скажешь…

Ярко-жёлтый, украшенный ржавыми дырами трамвай, останавливается перед нами и со скрипом разводит двери. Витя делает шаг. Я поспеваю за ним.

– Решила прокатиться? – искрит глазами он.

– Я часто так делаю. Не ищи здесь подвоха, всего лишь пустое совпадение.

– Что ж, тогда прошу, – парень выставляет ладонь, пропуская меня вперёд.

Я прохожусь глазами по полупустому салону, разукрашенным лилово-розовым закатом, и занимаю свободную лавочку – единственную, где могли бы уместиться двое. Но Звягин поступает по-своему и становится соседом для двух престарелых кошатниц, на руках которых ластятся два пушистых комочка.

Сволочь. Гад. Подонок.

– Не помешаю, дамы?

– Что ты, сынок! Присаживайся! Нам веселее будет!

Отвернувшись к окну, я умудряюсь украдкой следить за происходящим.

– Можно погладить? – спрашивает он и тянется к шоколадного окраса британке, но та быстро приструнивает наглеца и оставляет на запястье несколько кровавых царапин. – Вот вредина мохнатая! Где её манеры?