Мотылёк

– Он по ротонде мог узнать меня. Серая ротонда, отделана серым атласом, а кроме того, этот оренбургский платок. Прикажите ехать к Остапенкам. Я у них гощу. Они премилые люди, и мне у них лучше, чем у родных – я вам правду скажу. Вот видите, этот господин может очень повредить мне у наших. Наговорит всего! А я, действительно, нехорошо сделала, что поехала на маскарад. И ещё хуже, что вино пила. Знаете, шампанское действует на голову… Ну, что, как он догадался? Скверная история! Он такой!.. У него муха в носу!.. Вы смеётесь? Да, муха в носу. Он, как станет говорить, в носу так и жужжит: «ж-ж-з-з-и». Представьте, однако, он мой жених! Мне стыдно признаться. Но мы живём только на папашину службу, а у него денег много, он ростовщиком был, говорят. Мамаша на коленях попросила, чтобы я согласилась; я, дура, и согласилась. Ну, теперь жалею, да уж поздно. Уж если раз слово дать, то трудно на попятный двор.

Она опять схватила его за руку.

– Боже мой, посмотрите, кто едет за нами?

Ракович посмотрел.

– Право, не знаю… Неужели он?

– Он! У него острая шапка!

– Да чёрт с ним!

– Ах, что вы! Теперь уж Бог знает, что выйдет. Я умираю от ужаса. Но может это случай, что такая шапка. Прикажите повернуть направо.

– Направо, извозчик!

Снег скрипел под полозьями. Узкая прямая улица была пустынна, ставни везде заперты. Звёзды мигали в тёмном небе. Морозный воздух, казалось, заснул.

Мотылёк притих.

– Едва ли он подумает, что это я, если я с вами. Вы совсем чужой. Я даже фамилии не знаю вашей…

– Ракович.

– Ну, а я своей не скажу. Я рассказала вам свой секрет, и теперь уж неловко говорить фамилию.

– Как хотите.

– Ах, однако, эта история!.. – прошептал Мотылёк, тихонько хохоча и кутаясь в ротонду.

Ракович ответил сочувственным смехом.

«Премилое происшествие!» – думал он.

– Посмотрите – отстал?

Ракович обернулся.

– Нет, едет.

Она прижалась к нему, и голосом, в котором послышалось отчаяние, произнесла:

– Значит – он! Что же мне делать?

– Повернём налево.

Лошадь мелкой рысцой побежала по набережной белой от снега реки. Фонари потухли. Вдали виднелся чёрный скелет моста. Деревья недвижно стояли, как привидения, седые и косматые.

– Едет, всё-таки?

– Едет.

– Ну, он!.. Ах, Боже мой!..

– Повернём опять направо!

Странное, почти радостное чувство между тем росло в груди Раковича. Близость Мотылька заставляла его кровь обращаться быстрее, и какая-то сладкая надежда начала подобно зарнице проблескивать в его уме.

– Тебе не холодно, милый Мотылёк?

– Зябнут колени…

– Дай, я укутаю тебя лучше.

Санки переехали через мост и очутились в аристократической части города. Здесь дремали красивые деревянные дома, двухэтажные или с мезонинами и массивными колоннами. Стройные тополи выше крыш подымали свои белые метёлки. Прямо темнелся в сумраке зимней ночи силуэт церкви со стрельчатыми окнами и пирамидальными куполами. За церковью обозначалась спокойная масса городского сада.

– Едет?

– Бедный Мотылёк, как мне тебя жалко! Едет, негодяй!

– Что мне делать? Это уж не смешно.

Ракович дружески сжал ей руку. Вскоре дружеское чувство стало сильнее, и он сжал ей талию.

– К Остапенкам ни в каком случае нельзя? – спросил он.

– Ни за что! Ни за что! Будет ясно!

– Извозчик, рубль на водку – повороти налево и лети стрелой!

Они помчались. Он стал понемногу отставать, но не терял их из виду, и его чёрная остроконечная шапка вырезывалась вдали в белом сумраке улицы.

Миновав семинарию с её крепостными стенами, санки юркнули в кривой переулок и через пять минут очутились возле дома, где жил Ракович.

– Вставай, Мотылёк! – торопливо произнёс молодой человек.

– Куда?

– Ко мне. Он если и увидит, то, уж наверно примет тебя за какую-нибудь из моих знакомок… за сестру, наконец, которой, впрочем, у меня нет. Вставай, Мотылёк! Мы переждём десять минут, и тогда я провожу тебя к Остапенкам… Скорей! Смотри – он уже показался.

Маска, недолго думая, прыгнула из санок и, стараясь скрыть себя за шубой Раковича, проскользнула в калитку. Слышно было, как отъехал извозчик Раковича, и как подъехали другие санки, как брякнула щеколда, и как энергично ругнул кого-то маленький господин с мухой в носу.

Ракович вёл Мотылька за руку по тёмной лестнице.

– Он, пожалуй, будет ждать! Хорошо, что я запер калитку!.. Ты дрожишь? Тебе холодно?

– Я боюсь, – отвечал Мотылёк со слезами. – Мне холодно. Я без калош. Неужели же он будет ждать?

– Будет ждать… Да Бог с ним! Не думай о нём, Мотылёк! Думай о том, что нет худа без добра!

Игнат Павлович спал богатырским сном. С большим трудом разбудил его барин. Лакей отворил дверь и, почёсываясь, спросил:

– Вы одни?

– Тише… Свечку!

– Нигде не достал. Ходил и к хозяйской племяннице – нету. Нету, одним словом.

– Иди за мной, Мотылёк. Не осуди моё хозяйство. Побудем впотьмах.

– Чудесно и впотьмах, – заявил Игнат Павлович.

– А вы, идиотская душа, исчезайте! Молчать!.. Лежите, наконец, в передней, но будьте мертвы…

– Да будьте спокойны! Духу не подам!