Мотылёк и Фея

Каждое новое слово, словно камень, запущенный толпою в безоружного, било Рогнеду. Под конец тирады, когда служанка не скрывала своих рыданий, наемная убийца вскочила с земли и подняла свой яростный взор на Вассу. Внутренне она ликовала: желаемый эффект был достигнут. Перед ней вновь стояла та самая решительная Рогнеда, готовая бросаться в огонь, потому что была уверена в своей победе. Та самая Рогнеда, решения которой были железными и всегда правильными. Та самая Рогнеда, готовая вести за собою.

– Я не хочу больше убегать! Я с достоинством приму её вызов и отвечу тем же: больше у меня нет желания охотиться за серым призраком, мною придуманным. Надоело прятаться! Нам не к чему теперь спешить в Роа – всё разрешится здесь и сейчас. Теперь мне понятно, зачем Ксения ищет тебя – ты Фея. Да-да, не смотри на меня удивленными глазами, я знаю это точно.

– Родинка еще ничего не доказывает, ты можешь ошибаться, – неуверенно пролепетала Васса. Тайна, хранимая ею с рождения, тайна, носимая всё время с собою в сердце, была так просто и легко раскрыта. Со словами Рогнеды словно порвалась какая-то невидимая нить, которую девушка всё время носила в себе. С гулким стуком падали вниз тяжелые капли-бусины с этой нити: это возвращались к Вассе воспоминания о её самых счастливых днях жизни. Она пыталась закрыть их в себе, но они почему-то всё время возвращались, не хотели уходить из памяти. Даже шатенка заметила, что с её собеседником случилось что-то не то: взгляд девушки мутнел, а её сознание было где-то далеко-далеко…

…У мамы в лавке всегда приятно пахло кипреем. Васса не запомнила ни расположения множества шкафчиков с целебной травою в черных бархатных мешочках, ни маленькую кухоньку, где мама варила все свои лекарства. Она запомнила только этот запах: едва уловимый, сладковатый, везде сопутствующий. Мама появлялась в его клубах и в нем же исчезала: такая же загадочная, всегда улыбчивая, добрая мама.

Васса отчетливо помнит, как впервые плакала: плакала по-настоящему, по-взрослому. Тогда никто не мог её успокоить, никто не мог понять ребенка, сидящего около кровати, на которой умирает близкий человек. Обессиленная, она гладила дочь по голове ослабевшей худою рукою с выступающими костями – по-своему уговаривала не плакать. «Не лей по мне слезы – все мы уйдем из этого мира», – читалось в глазах болезненной женщины. От осознания этой простой истины маленькая Васса лишь только сильнее начинала злиться на то, что этот мир чертовски несправедлив.

– Тебе останется эта лавка. Ты можешь приходить в неё, когда захочешь, можешь трогать здесь всё, что только вздумается, – с теплой улыбкой, которая получается только у любящих матерей, говорила женщина. Васса толком и не помнит, как выглядела её мама: помнит только улыбчивое лицо с двумя ямочками на щеках. Помнит добрый нрав и этот терпкий запах кипрея.

– Мне ничего не нужно, – ласково беря её руку, говорит ребенок. – Мне нужна только ты!

– Когда-нибудь, ты встретишь хорошего человека. Он тоже сможет понять и принять тебя, – ласково проговорила мама.