Мотылёк на камне (СИ)

  - Не стала вас беспокоить в столовой, - Алекс чуть наклонила голову, провела тыльной стороной ладони по изящному подбородку и я подумала, как же мне повезло, что в её годы мне вряд ли придётся прибегнуть к услугам пластического хирурга. Вслух же сказала с изрядной долей лицемерия:

  - Вам, Алекс, стоило отужинать с нами.

  - Есть после шести? Что ты, милочка, - и улыбнулась так же неискренне, каким было моё предложение, а затем, потеряв ко мне интерес, снова осмотрела себя в зеркале. Она всегда тщательно скрывала нервозность ожидания отца.

  Я смотрела на её отражение и пыталась представить, как будет выглядеть мой помолодевший, теперь уже сорокалетний отец рядом с этой, пока ещё чертовски сексуальной дамочкой и решила, что Алекс стоило бы и в помещении носить солнцезащитные очки, дабы скрывать уставшие поблекшие глаза пятидесятилетней женщины.

  - Я бы не решилась повесить у себя такое, - сказала Алекс.

  Я поняла, что она имела в виду. Рядом с зеркалом висел фотографический портрет отца, во весь рост, сделанный пятнадцать лет назад, в его сорокатрехлетний день рождения, за месяц до начала программы "FF-XXX". Теперь это стало доброй традицией: всякий раз, возвращаясь с очередной био-реанимации, папа подходил к зеркалу, рядом с висящим портретом, и сравнивал себя нынешнего с тем прежним, сорокатрёхлетним. И всякий раз оставался доволен сравнением. Вот почему Алекс ждала его именно здесь.

  - Наверное, удивительно ощущать, что мир меняется, а ты остаёшься прежним? - сказала она и я с интересом посмотрела на её точёный профиль.

  Алекс никогда не отличалась тягой к философствованиям, но сейчас в какой-то миг я увидела перед собой немолодую, усталую женщину, робеющую перед необратимой старостью. Она отдала бы всё за возможность лечь в клинику доктора Зерхауза, но такое могли позволить себе лишь десять процентов из самых богатых жителей планеты Земля.

  - Мир неизменен, - возразила я, - в нём меняемся мы, люди. Человек как мотылёк, лишь на мгновение присел на камень вечности, который лежит уже много миллиардов лет, и будет лежать ещё столько же после того, как мотылёк покинет его. Их мимолётная встреча утонет в потоке дней как капля в мировом океане.

  В ответ Алекс поправила лакированный локон и стала прежней светской львицей, непроницаемой к пустым разговорам о сущности бытия. Надменно взглянув на меня, она бросила пренебрежительно и одновременно завистливо:

  - Следующий апгрейд нашего мотылька через три года, как раз, Инга, под твоё тридцатилетие.

  - Надеюсь составить отцу кампанию, - улыбнулась я.

  - Ну-ну...

  Это многозначительное "ну-ну" ножом резануло по сердцу. Я стиснула кулаки и, чтобы не сказать грубость потупила взгляд. Вначале инфантильный Игорь, затем престарелая содержанка. Мне стоило большого труда держать себя в руках. Тягостное ожидание превращалось в цунами из обид и несбывшихся надежд.

  "Не заводись, - приказала я себе. - Всё только начинается".

  Вслух же сказала с непринуждённой улыбкой:

  - Через три года вам, Алекс, кажется исполнится... пятьдесят два? - я едва уловимо скривила уголки губ, и вдоволь насладившись изяществом издёвки, добавила: - Я вам подарю альбом для фотографий с гравировкой "На память".

  И ушла не оборачиваясь. Мне было всё равно, какими глазами смотрит мне вслед стремительно "выходящая в тираж" любовница моего стремительно молодеющего родителя. То, что он не оплатит ей клинику, было ясно как божий день. Последние два года отец, пользуясь её доступностью, всё же перестал оставлять Александру Генриховну в своей спальне до утра, и я не раз слышала, как в два часа ночи, одеваясь в прихожей, она вызывает такси по мобильнику.

II

  С братом я столкнулась в коридоре.

  - Ненавижу! - вскричал раскрасневшийся Игорь. - Я всего лишь хотел уточнить... а он! Он...!

  Я поняла, брат не выдержал и вышел на откровенный с отцом разговор. Не зря он накручивал себя всю последнюю неделю. Не стоило этого делать. Может и стоило, но не так категорично как наверняка сделал это Игорь - с присущей ему вызывающе омерзительной истеричностью и требовательным инфантилизмом.

  Первые два-три дня по приезду из Зерхауз-Центра отец неизменно пребывал в приподнятом настроении. Он беспрерывно шутил, начинал замечать нас с братом, воспринимал наше присутствие в доме вполне сносно и даже тешил мечтания Алекс не оставлять её одну без средств и поддержки после своего очередного апгрейда. Но потом состояние его входило в прежнее русло, он постепенно привыкал к своему обновлённому телу, и жизнь начинала идти своим чередом. Отец замыкался, жил личными заботами, а на домочадцев смотрел, как на досадную необходимость терпеть их в своём доме.

  Потому-то я и усомнилась в искренности Игоревых претензий расставить точки над "i" именно в период видимости всеобщего семейного благополучия.

  - Что ты ему сказал? - строго спросила я.

  - Ничего такого! - промямлил Игорь.

  - Не может быть. Ты стал просить?

  - Сколько можно ждать? - не выдержал брат. - Откуда я знаю, что взбредёт ему в голову через три года? Пусть заплатит сейчас, и тогда я ему слова не скажу.