Мотыльки

Старые знакомые стыдливо опускали глаза. А кто-то и открыто презирал. Прошлая жизнь не просто хлопнула дверью. Она скинула неприспособленных к обыденности мать и дочь с крутой лестницы. И если одна всё ещё пыталась царапаться и цепляться, то другая приняла новую реальность, как данность.

Алла сидела на подоконнике в кухне и курила, выпуская дым в деревянную форточку. Облокотилась на пластиковый косяк и закрыла глаза. Как же осточертело это всё. Мать со своим вечным нытьём. Жизнь в дерьме. Не этого она заслуживала. Совсем не этого.

Тонкий медленный виток дыма. От дешёвых сигарет, которые драли горло до кашля. Алла посмотрела в окно. Белый дорогой автомобиль пиликнул сигнализацией. Тучный мужчина в белой рубашке с коротким рукавом, вытирая пот со лба, подошёл к машине. Девушка заинтересованно замерла. Интересно, что за гусь? Он стоял, словно ждал кого-то. Алла разочарованно сделала ещё затяжку. К мужику вальяжно подошла дамочка, поправила воротник его рубашки и скрылась за открытой для неё дверцей.

Пальцы обожгло. Алла выругалась и затушила окурок. Злоба и чувство несправедливости жгли сильнее этого окурка. Это она, Алла, должна садиться в такую машину. Это на её пальцах должны блестеть золотые кольца. А не на этой курице, которая их даже носить не умела.

«Ничего. Ещё посмотрим», – буркнула девушка, спрыгнула с подоконника и подошла к холодильнику.

– А есть совсем нечего? – Недовольно крикнула она, глядя в практически пустой холодильник. – Ма!

Девушка пошла в зал.

Мать сидела в кресле, никак не реагируя на появление дочери. Она так и держала руку возле груди.

– Хорош, говорю, – раздражённо бросила Алла. – Ты готовить не собираешься?

Но мать не поворачивалась. Алла психанула.

– Долго будешь обиженку корчить?

Она подошла ближе.

Маргарита сидела с застывшим взглядом, смотревшим на портрет супруга.

– Ну приветики, – Алла почесала у виска. – А мне что теперь делать?

Но ответить было некому. Только настенные часы тихим щелчком отсчитывали секунды.

Алла большими шагами ходила по комнате, пытаясь сообразить, что нужно делать. Больше всего её волновало, как теперь жить одной. Как ни крути, а мать всегда находила способ подзаработать, занять. Теперь она сидела в кресле, в своей любимой, театральнонесчастной позе. Даже тут она подумала только о себе. Нужно кого-то вызывать. Хоронить. За какой чёрт это делать? Да и звонить кому? Родственники давно перестали отвечать на звонки, друзья… А когда они были вообще?

– А-а-а-а-а! – От всех этих мыслей девушка моментально протрезвела. Но ей не нравилось это состояние. Голова трещала, мозг плохо соображал.

Обессилев, она села на пол, возле матери, положив голову на её ещё тёплые ноги. И закрыла глаза.

***

После похорон прошло чуть больше недели, те самые девять дней. Девять дней полных ощущения никчёмности и опустошения. Она наотрез отказалась приглашать когото, решив, что сегодня только их день и они проведут его как раньше, всей семьёй.

С утра, приняв душ, причесавшись и надев белое платье с кружевом по подолу, Алла подвинула к столу два стула с высокими спинками и поставила на них портреты. С одного смотрел мужчина чуть за тридцать, крупного телосложения, с едва заметной улыбкой. С другого кокетливо улыбалась женщина в платье под цвет бус из янтаря. Алла села напротив этих портретов, подперев лицо руками. В бутылке уже ничего не осталось, а душа требовала. Девушка оглядела портреты родителей, скрипнула стулом, вставая.

– Никуда не уходите, я скоро, – она соскребла с холодильника мелочь и вышла, громко хлопнув дверью.

Алла спустилась в метро. Её толкали, обгоняли. Шумно и торопливо. Настолько, что не успевала рассмотреть лиц. Да и не пыталась. Она ведь и сама спешила.

Единственный, кто смог заставить её замедлить шаг, это музыкант. Он выделялся из толпы, хотя бы тем, что никуда не бежал. Положив гитару на правое бедро, он стоял, одаривая всех улыбкой. Немного неряшливый на вид, худощавый. Волосы, падали на плечи и он периодически встряхивал головой, убирая спутанный локон назад. Длинные пальцы торопливо перебирали гитарные струны. Девушка остановилась. Его голос и глаза. Они были живыми. В отличие от многих из тех, что сменили друг друга на этой платформе. Да что там! В отличие от неё самой. В этом высоком неряшливом парне было столько энергии, что она не помещалась в этом худеньком теле. И она рвалась наружу. Через струны, через надрыв в голосе. Даже свист набирающего скорость поезда не мог заглушить его. И именно сейчас, глядя на перебор струн, она почувствовала, как же дерьмово она живёт. Как бездарно. Это не её жизнь. Нет. Нужно что-то делать. Срочно. Алла будто увидела себя же, но со стороны, глазами той пятнадцатилетней гордой девчонки, уверенной в своём светлом будущем.

Улыбнувшись незнакомцу, она вновь заторопилась к выходу. Только теперь зелёная вывеска над ступеньками значила для неё намного больше, чем пару минут назад.

К чёрту водку. К чёрту этот город, видевший её на дне. Нужно сбросить себя до заводских настроек. Вспомнить, что она мамина и папина принцесса. Взгляд только вперёд и вверх.