Мова

Мы прошли дальше, и оказались в очень колоритном домике, освещенном десятками свечей. Благодаря их трепещущему свету акварели на стенах казались подвижными. Туманы плыли над горами, на крючковатых деревьях, росших на скалах, трепетала листва. Мы прошли мимо кровати, вытесанной из огромного отполированного столетиями дерева, и каменного стола для семейных трапез. Мастер благовоний зажег ароматные палочки перед алтарем предков и быстро о чем-то спросил у юноши, который все это время молча следовал за нами.

Тот обогнал нас и с мягким шорохом распахнул перед нами двери, прошел в другую комнату, быстро вернулся и ответил Мастеру с легким поклоном. Чу Линь со вздохом объяснил.

— Там, за этими дверьми, должна быть река. Но понятное дело, что реку у порога родного дома здесь обустроить не можем даже мы. А если бы реку и организовали, всю провинцию Шаньси сюда не притащишь.

Вместо реки «за порогом» оказалась довольно скромно обставленная комната: стены из бамбука, большое зеркало (зачем оно здесь?). Освещалась она тоже свечами и потому утопала в полумраке. В ее центре стоял низкий стол, накрытый холодными китайскими закусками. Табуретов не было — есть нужно было сидя на циновках.

— Любой человек, который скопил денег в галимый Таиланд, — Чу Линь действительно сказал слово «галимый», — знает, что hot pot — это когда пища готовится непосредственно на месте, в специальной кастрюльке.

Я уже привык к тому, что разговора как такового мы не ведем, просто он говорит, а я слушаю и в лучше случае мычу в знак согласия.

— Но мало кто знает, что hot pot — это одна из четырех основных черт эротической кухни Китая. Приятного аппетита!

Он сел, поджав под себя ноги, взял палочки и принялся уплетать нарезанные пластинами огурцы со свиными ушами. Я присмотрелся и заметил, что тарелок на столе не было, еда была просто навалена на него плотными слоями. Более того, он казался подвижным. Когда я пристроился рядом с Мастером, подрагивания стола стали более частыми, и только тогда с немым удивлением я заметил среди блюд в торце стола красивое женское лицо. Глаза были закрыты — девушка, очевидно, стеснялась. Чу Линь заметил, как меня передернуло, когда я понял, что это за стол, и еще больше смутил меня, подхватив палочками нарезанные соломкой ананасы, прикрывавшие грудь девушки. Оголился сосок — коричневый и напряженный. Мне стало совсем неловко.

— Чего не ешь? Брезгуешь?

Он снял кусочек манго рядом с пупком, и красавица подернулась от щекотки. Ее губы тронула улыбка — ей было смешно, а мне — странно, странно до потери сознания. Я взял палочками кусочек персика и неуверенно положил в рот. Персик был теплый. А еще у него был аромат, нет, даже не аромат, а скорее легкий привкус молодого цветущего тела. Я раздавил фрукт языком, загипнотизированно глядя на ее грудь — ощущение было скорее эротическим, чем гастрономическим. Как поцелуй при cold sex, который мы практиковали с Иркой.

Красавица ощутила, что к трапезе подключился я, и снова стала дышать чаще и глубже. Я густо покраснел и, может быть, почувствовав, что я смущен, она перестала смущаться. Открыла глаза и снова улыбнулась, уже именно мне. Я снял дольку апельсина с ее бедра — снова ощущение поцелуя во рту — теплая сочная плоть, взрывающаяся на языке тысячей разных вкусов. Нет, этот процесс был не таким вульгарным, как мне показалось поначалу.

Я подобрал виноградину с ее плеча и еще одну — с шеи. Там, где мои палочки снимали с нее закуски, открывалась кожа. Я будто поедал платье, охраняющее ее наготу. Она смотрела на меня во все глаза — с жадным интересом, возможно, потому, что в таком ритуале впервые участвовал тутэйший. Я не мог выдержать ее взгляд, но рассматривать ее обнаженное тело тоже казалось чем-то неуважительным, потребительским, животным. Ну и, конечно, я ощутил сильное сексуальное желание, и в этом было что-то вдвойне извращенное, поскольку рядом со мной «с девушки» ел какой-то хмурый мужик.

— Давай, давай. Не стесняйся! — командовал он с набитым ртом.

От еды его губы лоснились. Каждый вдох порождал жадное сопение — если бы я не знал, что в Китае прожорливость и громкое чавканье за столом считаются проявлением уважения к повару (в этом случае, может быть, еще и к «столу»), я бы подумал, что он — не очень воспитанный человек.

Скрипнула дверь, и в помещение вошел весьма примечательный тип. Личность — помесь рекламы Hummer и Camelot. Волосы стрижены под «бокс», бугристый лоб с выразительными надбровными дугами. Скулы — как у винтажного актера Арнольда Шварценеггера. Даже под камуфляжем, в который он был одет, были заметны мышцы. Все его тело будто состояло из корней деревьев — таким иссушенно-перекачанным был мужик. И самое главное — он был местным! Русским! Не китайцем. Когда этот тип зашел, Мастер благовоний лишь сухо кивнул. Но через секунду — поднялся и низко поклонился зеркалу, висевшему на стене. А камуфляжный стал на стражу у зеркала, буквально превратившись в статую.