Мова

Я привык ходить на вокзал «под часы». В переводчицкой конторе, с которой я работал, чтобы сшибить немного денег на стафф, мне неплохо и своевременно платили, так что проблем с финансированием моих игр разума не было. Я даже научил ту цыганку улыбаться. Приучить ее к этому было так же сложно, как очеловечить таракана. Но однажды она исчезла.

У меня был выходной, и я просидел целый четверг на скамейке в парке у трамвайного кольца, ожидая властелиншу страны Оз. Время от времени наблюдал, как под часы приходили хорошо одетые (мова — забава не для бедных) нервные человечки и уходили с таким трагическим выражением на физиономиях, что за один этот разочарованный вид можно было арестовывать. Очевидно, что лет на десять о молодой матери и ее аппетитном младенчике можно было забыть.

Месяц прошел без употребления, и я даже как-то отвык от своих веселых приключений между двумя реальностями. Однажды я шел мимо вокзала без всякого особого расчета, просто прохаживался с какой-то тайной надеждой на чудо (тот, что употреблял, любил или пробовал купить сигареты после закрытия всех магазинов, отлично знает это состояние бессознательного поиска и неистребимой надежды). Внезапно я увидел там же, под часами, цыганенка. Лет пять или восемь — я в этих детях не разбираюсь. Он стоял, хлюпал чумазым носом и внимательно всматривался в лица прохожих. Наши глаза, конечно же, встретились. И мои были жаждущими, а его — ищущими. Случился один из тех чудесных контактов, о которых я вам тут уже распрягал. Я направился прямо к нему и спросил:

— Сколько?

— Двести, — ответил мелкий кровопийца.

Я протянул ему купюру, он своей крохотной липкой ручонкой вложил мне в руку сверточек со сказкой и быстро исчез. Поднял, гаденыш, двести юаней на ровном месте! Чтоб ему те юани вышли кровавым поносом! И тут — буквально через секунду после того, как я засунул бумажку в карман, меня с силой схватили за локоть, сперва я ощутил властную настойчивость этого жеста, испугался и только потом увидел, кто меня схватил. Оказывается, рядом нарисовался тот самый травоядный милиционер, который обычно топтался вокруг вокзала и пытался стрясти себе на пиво со старушек, которые торговали китайскими сигаретами и пинским контрафактным трикотажем. Не Госнаркоконтроль! Фуф, пронесло!

— Минуточку, гражданин! — сказал милиционер угрожающим тоном.

Я присмотрелся к нему. Вид у него был такой потрепанный жизнью, что весь мой страх мгновенно улетучился. Несвежая рубашка, погоны топорщились, будто на пугале, кадык ходил вверх-вниз. Было заметно, что милиционер волнуется, причем значительно больше меня самого. Его цену я вычислил мгновенно, а он мои реакции предсказать не мог, потому что одет я был прилично, да и мои образование и IQ значительно превышали его.

— Сколько? — сразу спросил я его, не скрывая пренебрежения.

— Что у вас в кармане? — попробовал он включить прокурора.

— Сколько? — переспросил я и посмотрел ему прямо в глаза.

В глазах его были голодное детство, силиконовые сиськи, разлезшиеся макароны на завтрак, обед и ужин, мечта полететь в Крым на самолете, постоянные унижения и лихорадочные попытки выбраться из того говна, в котором он родился. Ему было лет сорок пять, в общем, он многого уже нахлебался.

— Вы подозреваетесь в хранении вещества, предусмотренного статьей 264 Уголовного…

— Вещества? — перебил я его. — Ты кодекс почитай, служилый! Там черным по белому написано про несубстанциальные психотропы.

— Несубстанци… — попробовал он повторить, но у него не получилось. Поэтому решил немного сократить программу вымогательства. — Сейчас пройдем в участок и проведем обыск с понятыми!

— Какой обыск? — засмеялся я ему в лицо. — С какими понятыми? Тебе же потом придется еще и с понятыми делиться, с коллегами-сержантами, которые случайно в каптерке окажутся и увидят твой «обыск». Делиться теми пятьюдесятью юанями, которые я тебе сейчас дам.

— Нет, ну пятьдесят юаней — слишком мало, — он наконец перешел к деловой части. — Хотя бы сто! Вам десять лет тюрьмы угрожает, товарищ гражданин.

— Пятьдесят, товарищ милиционер, — издевательски повторил я, поскольку видел, что и пятьдесят для него — многовато, что это четверть его месячной зарплаты. — А если сейчас не отпустите, я начну кричать, что вы мне наркотики в карман подкинули. И тогда делиться вам придется со всей толпой, которая сюда сбежится.

— Ну, зачем делиться, — задумался он. — Пятьдесят, так пятьдесят.

Я открыл кошелек, демонстративно отсчитал стопочку самых мелких купюр, сунул ему в руку.

— На. Тут даже больше. Пива себе купи, самурай правопорядка.

— И чтобы это больше не повторялось! — попробовал он вернуть себе подорванный авторитет.