Мозаичная ловушка

«Из ничего и выйдет ничего». Серхио словно за–глянул ей в душу. Однако отступать Саманта не намеревалась.

– О’кей, Серхио, давай заключим пари. Если я в течение трех месяцев не добьюсь никакого результата, выиграешь ты – и тогда я, так и быть, возьму в «Жажду успеха» твою сестру. Если выиграю я, ты никогда больше не будешь просить меня об этом. По рукам?

Серхио не решался протянуть ей руку и напряженно размышлял.

– У него ведь есть какая-то красавица, ты забыла?

– Это серьезно? – осведомилась Саманта, поворачиваясь к Оскару.

– У Ларри ничего не может быть серьезно, – спокойно ответил тот. – Но кажется, эта девица все время звонит ему и выясняет, когда он появится.

– Вот и хорошо, что все время звонит. Чем чаще она будет ему звонить, тем скорее надоест. Так что, Серхио, мы поспорили?

Серхио вначале пожал плечами, а потом уныло кивнул.

Глава 2

Саманта. Начало

С раннего детства Саманта хотела стать актрисой. Ни ее родители – скромные консультанты по обустройству офисных помещений, ни их близкие и дальние родственники, ни всевозможные приятели не сомневались: так и будет. Она была девочкой очень артистичной, живой, хорошенькой и вообще не имела понятия о стеснительности. Со взрослыми она общалась с удовольствием, с умным видом встревала в обсуждение любых тем и охотно болтала часами с теми, кто проявлял готовность ее выслушать, а затем терпеливо превозмогал головную боль, вызванную ее звонким, напористым и темповым чириканьем. В любой компании сверстников она немедленно становилась лидером: сама с ходу придумывала игры и сама распределяла роли – дети, открыв рты, как загипнотизированные подчинялись ее руководству и беспрекословно следовали ее жестким указаниям, а их мамаши, воспринимавшие подобное положение вещей крайне неодобрительно, в приватных беседах называли Саманту маленькой выскочкой, тщеславной куклой и с наслаждением честили ее родителей, которым вовсе не следовало поощрять диктаторские ухватки дочери. Они ошибались: тщеславие было чуждо Саманте, и она вовсе не считала себя прирожденным вождем; просто постоянно находиться в гуще событий среди большого количества людей и активно участвовать в событиях для нее было так же естественно, как дышать.

Однако цену своему артистизму она знала, и потому ей казалось вполне разумным, что во всех школьных спектаклях ей – очаровательной прелестнице с белокурыми локонами, по-мультяшному круглыми васильковыми глазами и озорным вздернутым носиком – неизменно доставались главные роли. Она неж–ным голоском пела песенки, громко и выразительно читала стихи и даже показывала фокусы. Единственное, чего она делать не могла (точнее, делала, но плохо), так это танцевать: бог щедро одарил ее многим, но обделил пластичностью – Саманта плохо и неестественно двигалась, а ее неуклюжим танцевальным па не хватало грациозной плавности.

После одного из таких спектаклей к родителям одиннадцатилетней Саманты (с упоением изображавшей Пеппи Длинныйчулок и весело скакавшей по сцене в рыжем парике и разноцветных чулках) подошел представительный господин (оказавшийся папашей противного мальчишки, недавно перешедшего в их школу) и заявил, что девочку просто необходимо снимать в рекламе и он может это организовать. Папаша в самом деле оказался каким-то телевизионным деятелем, а его пустячная протекция помогла: Саманта прошла кастинг, на который ее привез разволновавшийся отец, и окунулась в волшебный, потрясший и околдовавший ее мир телевидения. Первый раз она снялась в рекламе витаминизированного джема, доходчиво и примитивно разъясняющей потребителю, насколько сей продукт вкусен. Пятеро хорошеньких эльфов (одним из них была счастливая Саманта) сидели на огромных цветках и с блаженными, перемазанными джемом лицами уплетали сладкую тягучую массу, воодушевленно выгребая ее блестящими ложками из маленьких баночек. Вдруг над ними птеродактилем проносилась огромная бабочка, сладкоежки испуганно пригибались, а затем один кудрявый мальчик-эльф задумчиво произносил: «Бедные бабочки, им надо добывать цветочный нектар, они не могут полакомиться земляничным джемом! А мы можем!»

Саманте безумно понравилось находиться на съемочной площадке. Она купалась в наслаждении, ее очаровывал весь процесс целиком: общение с веселыми костюмерами и гримерами, упаковывавшими ее в изумрудный бархатный костюмчик и огромными кисточками припудривавшими носик; созерцание подвесных камер, с мерным гудением носящихся над головой туда-сюда, исполинских слепящих прожекторов и симпатичных пушистых микрофонов; подслушивание негромких разговоров неизменно серьезных операторов; и, разумеется, сама процедура съемки. Когда режиссер – высокий черноволосый бородач, показавшийся Саманте очень симпатичным, но явно побаивающимся детей, – начал терпеливо разъяснять, что им следует быть естественными и не обращать внимания на работающие камеры, Саманта даже пожала плечами: плевать она хотела на все камеры, вместе взятые, а быть неестественной она попросту не умела!