— В Евангелии от Матфея, глава двадцать пять, стих сорок один. Иисус говорит нечестивым людям: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его». — Отец Майкл доверительно понизил голос. Он любил борьбу за спасение, потому что у него была чистая цель и его ожидала вечная награда. — В своих «Откровениях» святая Бригитта[20] говорит: «Жар адского огня столь велик, что, если бы весь мир был объят пламенем, жар от такого пожара был бы ничто по сравнению с ним». И потом в Евангелии от Марка, девять, стих сорок три, Иисус говорит: «И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь неугасимый».
Старик кивнул. Он наклонился, закрыл лицо ладонями, как будто в сосредоточенности.
— "Сделай завещание для дома твоего, ибо ты умрешь".
— Исайя, тридцать восемь, стих первый, — пробормотал монах. — Смирение — это единственный способ обрести покой, сын мой. Вы страдаете, потому что ваша душа подвергается опасности провести вечность в аду.
Старик поднял голову:
— Скажите мне, что я должен сделать, чтобы попасть в рай?
— Вы действительно хотите попасть в рай?
— Просто я не хочу попасть в ад, — искренне признался старик. — Он меня пугает до чертиков, — он поднял глаза. — И там не будет ни Мэри, ни Маргерит.
Монах подавил улыбку.
— Полагаю, что сам Господь воспринял бы это как шаг в правильном направлении. Но я не знаю, хватит ли вам смелости сделать то, что Он требует для обретения вечности блаженства и света с ангелами.
Старик, казалось, сидел еще более выпрямившись, и вновь у монаха появилось впечатление, что он сильнее, чем хочет казаться перед людьми.
— Я сражался с тиранами Уолл-стрит, — проворчал Лайл, — с этими мелкотравчатыми императорами из Белого дома, с глупейшими из нью-йоркских бюрократов, и побеждал. Если я решу сделать что-то, вы, черт подери, можете быть вполне уверены, что я сделаю это.
— Вам нужно прекратить чертыхаться.
— Я попытаюсь. Что еще? — подмигнул старик.
— Покайтесь в ваших грехах. Искренне исповедайтесь. Ведите себя лучше. Уладьте все, что можно, из прошлого. И живите в такой чистоте, чтобы при смерти в любой момент вы могли бы предстать перед вашим Создателем с чистым духом. Вы должны хотеть избавиться от всех грехов.
Старик сглотнул.
— Вы чертовски много просите. — Он понял, что опять чертыхнулся. — Извините.
Отец Майкл выпрямился, сидя на валуне:
— Это ваше решение. Вы хотите услышать о рае?
— Я еще думаю об аде.
Старик устремил невидящий взгляд куда-то сквозь по-зимнему пустынный приютский парк. Странно, в этот холодный день кости не ныли как обычно. Он оглянулся вокруг и никого не увидел. Одна мысль стала овладевать его разумом.
— Помогите мне.
Он попытался встать.
Пораженный священник схватил его за руку и поддержал.
— Я снова стал хорошо ходить на прошлой неделе, до того, как они начали накачивать меня этими чертовыми... извините... лекарствами. Давайте посмотрим, как у меня теперь получится.
Он попробовал сделать шаг. Слабость одолевала его, но он упорно продолжал. После нескольких шагов он смог двигаться вперед уже самостоятельно.
— Пойдемте, отец Майкл. Давайте погуляем.
В сопровождении монаха Лайл пошел по ровной дорожке над прудом. Его шаги становились все увереннее.
— Я понимаю: исповедь, покаяние и избавление от пороков. Но где гарантия, что я все-таки не попаду в ад?
— Все не так просто, это же не торговая сделка, — улыбнулся монах. — Всемогущий не занимается бизнесом и не дает гарантий. Никто из нас... даже папа римский... не может быть уверен в том, что достаточно раскаялся для получения прощения. Но Бог щедр и милосерден. Он испытает ваше сердце любовью. Обратитесь к Нему в молитве.
— Но я не помню, как это делается, — признался старик.
На мгновение им овладели приятные воспоминания о тех временах, когда он был известен как великий Лайл Редмонд, Мидас недвижимости. Разве великий Лайл Редмонд склонял голову и бормотал заученные обращения к Богу, которого нельзя увидеть и в которого он не верил более чем полвека?
— Во-первых, вам нужно устранить в разуме два препятствия для молитвы — грех и тревогу, — сказал отец Майкл. — Затем вы должны не жалеть времени. Будьте терпеливы. Это диалог, но он должен быть и молитвой о свершении Божьих замыслов. Если они вам понравятся, вы возрадуетесь. Если нет, то обретете утешение.
Лайл взглянул на монаха. Что-то послышалось в его тоне.
— У вас были свои сомнения, так ведь?
Широкое лицо монаха погрустнело.
— Да. То было черное для меня время. Я страдал. В сердце моем поселилась ненависть, и я потерял Бога. Он никуда не девался, но я думал, что не смогу его найти. И действительно многие из нас вынуждены блуждать по пустыне, пока не найдут свои пути.
Он улыбнулся при виде белки, которая бежала по лужайке к дальней сосне. Ее рыжая шерстка уже стала густой в преддверии зимы. Мех блестел и переливался, как шелк, в тусклом солнечном свете.
— Мы все творения Божьи, Его слава и торжество Его благости, и при этой мысли меня охватывает огромная радость.