Мозаика

Он остановился на красный свет. Нервная энергия бурлила в нем. Он боялся за нее. И за себя! Если обнаружится, что он помогал ей, начальник уж точно ему медали не даст. Как только загорелся зеленый, он медленно поехал вперед, уступая путь полицейской машине.

— Что происходит? — спросила она.

— Они умчались вперед.

— Я могу подняться?

— Нет. На следующем перекрестке еще одна машина. За вами идет охота, барышня. Такая охота, что нас обоих запросто могут подстрелить, как куропаток.

В ее взгляде читался ужас. Он повернул на юг по Пятой авеню.

— Как насчет того, чтобы опустить пушку? — спросил он.

— Пока никак.

— А когда?

Она не ответила, и ее лицо королевы красоты было непреклонно.

— Позвольте напомнить, что я вам не враг. Я спас вас. Уже трижды. Понятно? Чтобы поупражняться в вежливости, вы могли бы для начала поблагодарить меня. А потом найти какую-нибудь другую игрушку вместо моего пистолета.

Он глянул вниз в тот самый момент, когда на ее лице мелькнула неуверенность. Затем черты обрели прежнюю непреклонность. У нее могло не быть других талантов Никиты, но характер точно был. Она напугана, но готова защищаться до последнего и от кого угодно. Даже от него.

— В данный момент, — сказала она осторожно, — ваши действия недостаточно убедительны для меня.

— Ну и дела, — вздохнул он.

Браунинг все еще был направлен в его сердце.

— Может, вы и в самом деле убили этого психолога?

— Ориона? Нет! — На ее лице отразился ужас, а голубые глаза сузились. — Почему вы так подумали?

— Я ездил к вашему дому. Поговорил с полицейскими. Они очень интересовались вами и тем, куда вы делись. И, конечно, только что — не знаю, могли ли вы слышать, — радио полицейских, которые останавливали нас, сказало, что всем частям отдан приказ о вашем задержании. Сдается мне, что вы, похоже, у них подозреваемый номер один.

Она молчала.

— Еще одна полицейская машина, — резко прошептал он. — Боже! Нью-йоркская полиция сегодня отрабатывает свою зарплату!

— Где она?

Он ответил, что машина тоже остановилась на перекрестке. Проезжая мимо, он увидел включенный сигнал поворота.

— Давайте же, рискните. Просветите меня. Это безопасно. Кроме всего прочего, у вас пушка. Например в том, как это вам так вдруг удалось обрести зрение?

Джулия пыталась решить, что ей делать. Он был прав — руки страшно болели. Она расцарапала их, когда упала, но пальцы работали. Ладони горели и саднили, но не сильнее, чем в Лондоне, когда она упала на них. По крайней мере она на это надеялась.

Она перевела дыхание. Это было всего лишь прошлым вечером... Сколько всего произошло с тех пор — убийство матери, попытка убить ее, а теперь еще и полная мобилизация всей полиции Нью-Йорка для ее поимки.

У нее не было времени, чтобы тратить его на несколько пустячных царапин. Она не отводила взгляда от этого чужака. Этого Сэма Килайна из ЦРУ в большой кожаной куртке и с растрепанными светлыми волосами. Складка между глазами у него углубилась, а челюсть казалась выточенной из чего-то твердого вроде бетона или гранита. У него была очень красивая челюсть, худощавое лицо. В иных обстоятельствах она бы просто любовалась им. А ведь правда — он спас ее...

Но тогда можно предположить, что и Норма спасла ее, став помощницей. Она не может... ей не стоит... доверять ему.

Она спросила о полицейской машине, которая ехала за ними по Пятой авеню.

— Они отстали на полквартала.

— Пытаются нас догнать?

— Они едут с общим потоком движения. Я поеду на Парк-авеню так, чтобы мы оказались к югу от вашего дома. Посмотрим, поедут ли они за нами.

Она попыталась сглотнуть. Когда они поворачивали, горло у нее так перехватило, что казалось, будто кулак страха навсегда сжал его.

— Едут за нами?

— Нет, — наконец выдохнул он.

— Хорошо. — Она постаралась продлить миг облегчения. — Хорошо. Начинайте. Расскажите мне все, что знаете. Как вы верно заметили, пушка все-таки у меня.

Ему было нечего терять.

— Вы слышали что-нибудь о Янтарной комнате?

— Вряд ли. Почему вы спрашиваете?

Он отвлекся от наблюдения за полицейскими машинами и внимательно рассмотрел ее. И не увидел ничего похожего на недоверие. Волнуясь от возбуждения, он рассказал ей о своем русском деде в Балтиморе, который с детства вбил ему в голову интерес к загадке этой комнаты и к красоте ее великолепных панелей. Как они были созданы на манер разрезной головоломки из великолепного янтаря, столь хрупкого и тонкого, что большая его часть имела толщину всего в пять миллиметров. Рассказывая, он заметил, что она слушала его, но без особого интереса.

Ради драматического эффекта он сделал паузу.

— Затем Янтарная комната исчезла. Просто испарилась. Растаяла в воздухе. С тех пор ее никто не видел.

Она не поверила.

— Это невозможно! Она слишком большая. Слишком знаменитая. Ее слишком трудно спрятать!

Ему понравился ее энтузиазм.

— Это волнует воображение, не так ли?

— Вы думаете, она сохранилась?

— Да.

— Но мне до сих пор непонятно, какое я имею к ней отношение.

Сэм кивнул.

Если он был прав относительно Дэниэла Остриана, она имела отношение к Янтарной комнате, но либо еще не знала об этом, либо не хотела говорить.