Мозаика еврейских судеб. XX век

Есть, однако, в деятельности Литвинова страницы, представляющие не только политический, но и острый человеческий интерес — драматический и даже трагедийный. И связаны они не с его победами, а с поражением, хотя, прислушайся тогда мир к Литвинову, история XX века была бы иной. Я имею в виду его борьбу в Лиге Наций за коллективную безопасность в Европе, против угроз со стороны нацистской Германии. Фактически эту борьбу Литвинов вел на три фронта — явный, завуалированный и тайный. Явный фронт — ненавидевшая его команда Гитлера. Завуалированный — близорукие политические хитрованы, стоявшие тогда во главе западных демократий: они боялись и Гитлера, и Сталина и не в состоянии были просчитать последствия своей политики на ход вперед. Тайный — Сталин и его подручный Молотов; идея коллективной безопасности была для них ширмой; не исключено, что тайные планы Сталина включали мировое господство в будущем, а в ближайшей перспективе — дележ Европы на паях с Гитлером. Победить при таком раскладе было нельзя. Когда Литвинова вызывали в Кремль, он отстаивал свою точку зрения, спорил, никогда не льстил Сталину (похоже, только его такого терпел до поры до времени отец народов) и, кажется, добивался своего. Но за спиной Литвинова циник и политический авантюрист Карл Радек несколько лет по поручению Сталина вел тайные переговоры с нацистскими представителями, негласно дезавуируя политику Литвинова. Осужденный, но не расстрелянный в 1937 году, Радек был ликвидирован в 1939-м — уже за ненадобностью. О двойной сталинской игре Литвинов не догадывался до весны 1939 года. Его постепенно изолировали: принципиальные статьи по внешней политике не присылали визировать, старый штат посольств репрессировали, новый назначался помимо Литвинова, и о делах информировали не его, а Молотова. Официально Литвинова сняли в мае 1939 года с формулировкой «за ошибочную позицию, в особенности в оценке политики Англии и Франции»; его место занял ненавидевший Литвинова Молотов. К Литвинову приставили охрану, и на его протест Берия отшутился: «Вы себе цены не знаете, вас надо охранять».

Сталин был уверен, что, сняв еврея Литвинова, сделал Гитлеру классный подарок и теперь его перехитрит. Максим Максимович, кстати, был убежденный ассимилянт и считал себя и свою семью русскими. Не один только Гитлер этого не признавал. Когда в 1938 году на XVIII съезде ВКП(б) Сталин ввел графу «национальность» в регистрационные карточки делегатов, Литвинов автоматически написал там: русский. И тогда молодой чиновник, пряча ехидную улыбочку, вернул ему карточку: «Вы тут неточность допустили, исправьте…»

Оставшись без работы, Литвинов был вынужден обратиться к Сталину с письмом; ответа он не получил, но его вызвал Жданов и предложил должность председателя Комитета по вопросам культуры. Литвинов отказался, сказав, что это не его сфера деятельности…

На пленуме ЦК в 1940 году, где Литвинова вывели из состава ЦК, он отстаивал свою позицию, но Сталин его возражения категорически отверг. Однако на прямой и резкий вопрос Максима Максимовича: «Так что же, вы считаете меня врагом народа?» — Сталин, выждав паузу, ответил: «Нэ считаем. Папашу считаем честным революционером…». (Папаша — дореволюционное подпольное имя М. М.). А на Лубянке уже вовсю выбивали из арестованных дипломатов показания против Литвинова…

Пакт о мире и договор о дружбе с нацистской Германией завершились нападением Гитлера на СССР. Литвинов этому не удивился, Сталина это потрясло. Литвинов написал два письма: в донорский пункт, предлагая свою кровь для раненых бойцов, и Молотову, прося для себя работы. Молотов Литвинова принял и спросил, на какую должность он претендует. Литвинов ответил: «Только на вашу». С этим банкроты согласиться не могли.

В конце 1941 года Сталин понял: без помощи Америки Гитлера не побороть. Рузвельт сообщил, что хотел бы видеть советским послом Литвинова, — Сталину с Молотовым пришлось смириться. В 1943 году, когда положение стабилизировалось, Литвинова отозвали…

Последние свои годы в Москве пенсионер М. М. Литвинов ложился спать, засунув под подушку револьвер, — не хотел сдаться живым, если за ним придут.

Умер Максим Максимович 31 декабря 1951 года в Москве и похоронен на Новодевичьем кладбище. Сразу после его смерти было обнаружено отпечатанное на старом бланке депутата Верховного Совета СССР письмо (все три письма, хранящиеся в фонде Литвинова в РГАСПИ, приводятся здесь впервые):