Вернувшись в Вильнюс, она доучивалась в школе, работала, потом заочно кончила Литературный институт. В книге «Что было потом», над которой Мария Григорьевна Рольникайте работала немало лет, есть рассказ о том, как в 1946 году в Вильнюс приехал С. М. Михоэлс, великий актер, председатель Еврейского антифашистского комитета СССР. Михоэлс побывал в Вильнюсском еврейском музее, и там ему рассказали о дневнике Маши. Михоэлс захотел его прочесть. Он получил три тетради вечером, за день до возвращения в Москву, и на следующий день сказал Маше: «Я читал до пяти утра. Больше не хватило сил». Третью, непрочтенную, тетрадь Михоэлс увез в Москву. Он знал, какие препятствия чинят выходу «Черной книги» (сборника свидетельств об уничтожении гитлеровцами еврейского населения СССР, составленного под редакцией Ильи Эренбурга и Василия Гроссмана), и поэтому сказал Маше о ее тетрадях: «Издать это сейчас нельзя, — а чтобы подбодрить ее, добавил: — Надо строить новую жизнь, хватит плакать о прошлом». Голос у него был бодрый, а глаза печальные. В январе 1948 года Михоэлса убили, закрыли его театр, а вскоре и Еврейский музей в Вильнюсе…
В 1948 году в Австрии поймали коменданта Вильнюсского гетто Мурера — он лично с упоением избивал и расстреливал узников гетто. Мурера выдали СССР. Судили его в Вильнюсе; он держался нагло, с презрением глядел на свидетелей — недобитых им Juden. Ему дали 25 лет, но он не сник, верил, что выживет. В 1955 году СССР подписал договор с Австрией, и Хрущев в порядке дружеского жеста освободил из советских тюрем тысячу австрийцев. Среди них был и Мурер.
Рауля Валленберга, спасшего от гитлеровцев десятки тысяч евреев, Кремль распорядился уничтожить, и его убили в Лубянской тюрьме. Францу Муреру, убивавшему еврейских женщин и детей, Кремль даровал свободу, и его отпустили домой наслаждаться жизнью.
В 1961 году израильтяне отловили одного из главных палачей еврейского народа Адольфа Эйхмана, судили его и казнили. Процесс Эйхмана имел огромный резонанс в мире. Он всколыхнул и Австрию. Мурера снова арестовали и предали суду. СССР в этом процессе участвовать не стал. Долгое разбирательство кончилось позорно — Мурера оправдали. Это решение заставило Машу Рольникайте достать свой дневник, перевести его на литовский язык и отнести в вильнюсское издательство. Она назвала рукопись «Я хочу жить».
В Москве об этом узнал Илья Эренбург, он выразил желание познакомиться с рукописью. Но Эренбург не знал ни литовского, ни идиша, и Маша перевела свой дневник на русский язык специально для Ильи Григорьевича. 28 августа 1962 года он написал автору дневника: «Я прочитал Вашу рукопись не отрываясь, нашел ее очень интересной и надеюсь, что она будет напечатана. Перевод неплохой, но все же требует некоторой небольшой редакторской обработки… Последний мой совет — измените название, найдите другое, более спокойное. После того как эта книга выйдет на литовском языке, я помогу Вам в напечатании ее перевода на западные языки». Эренбург слово сдержал, и в 1966-м книга М. Рольникайте «Я должна рассказать» вышла с его предисловием в Париже. Годом раньше ее напечатала ленинградская «Звезда». С тех пор книга «Я должна рассказать» издана в 18 странах. Многие издания ее украшает портрет автора, сделанный в Вильнюсе в 1940 году…
Маша Рольникайте стала писательницей. Она пишет только о том, что хорошо знает, что считает самым важным в жизни. Несколько десятилетий она живет в Питере, здесь написаны и напечатаны все ее книги.
Я не пишу юбилейную статью о творчестве писательницы М. Рольникайте, хотя шесть ее повестей стоят подробного разговора. По временам голос ее звучал приглушенно, как в «Привыкни к свету» (1976), потом он обрел большую раскованность, как в повести «Свадебный подарок, или На черный день» (1990).
Мария Григорьевна все так же активна, доброжелательна, внимательна к людям, как и в давнюю пору, когда мы познакомились. Только глаза ее часто бывают печальны и растерянны…
10 марта 1945 года молоденький красноармеец сказал Маше: «Не плачь, сестренка, мы тебя больше в обиду не дадим». Неужели это его внук стоит сейчас на Невском со свастикой на рукаве и продает фашистские листки?
Мне бывает стыдно смотреть в глаза Марии Григорьевне. Вроде ни в чем не виноват, а все равно стыдно…
Жизнь после смерти (Лев Дановский)
Похороны Льва Абрамовича Айзенштадта собрали массу народа.
Шедшие к нему от метро в сторону больничного морга невольно вычислялись в общем потоке; потом стало понятно: тут были товарищи школьных и вузовских лет, коллеги по прежней (совшарашка) работе, родные и друзья, наконец — читатели и ученики поэта Льва Дановского.
Что-то отличало их от других, тоже спешивших к задворкам больницы.