Правда, в этой обыкновенной истории обнаружилась и положительная сторона. Этот мужчина случайно оказался владельцем огромного издательского концерна, в который входила и «Парижская хроника». Николь хватило ума в качестве отступного потребовать заключения контракта, который обеспечивал ей должность главного редактора нью-йоркского отделения редакции, и эта сделка оказалась куда более выгодной, чем единовременно выплаченная сумма. В результате она сохранила чувство собственного достоинства и приобрела работу.
Надо отдать ей должное – выучилась она быстро, на ходу впитала необходимые знания и опыт руководства подобным изданием, так что вскоре все забыли, что начинала она совсем недавно и с нуля. Теперь в свои сорок пять – а выглядела Николь лет на десять моложе – она дотошно и вдумчиво руководила порученным ей изданием. И к тому же очень профессионально.
Николь внимательно оглядела Габриэлу, потом посоветовала:
– Тебе следует покороче постричь волосы. А то ты слишком похожа на Брижит Бардо. Хотя, впрочем, ты и так замечательно выглядишь, просто сияешь, ma cherie. По-видимому, этому мужчине удалось сделать тебя капельку счастливей.
Габриэла немного смутилась, на щеках выступил легкий румянец.
– У меня сейчас нет времени думать о стрижке. – Она постаралась уйти от разговора.
– Знаешь, я не хотела говорить об этом, потому что это идет вразрез с моими намерениями, но Париж буквально ежедневно бомбардирует нас факсами. Они с нетерпением ждут твоего возвращения. Они поддержали идею подобных фоторепортажей и уже выделили средства на них для осенних и зимних выпусков журнала. Итак, что мне делать? Давать им факс о твоем возвращении?
Габриэла помолчала – ей требовалось время осознать, что она еще не потеряла работу, что о ней, оказывается, помнят и она еще кому-то нужна.
– Я не могу с уверенностью сказать, пока Дина не выйдет из больницы. Может это подождать еще несколько дней?
– Ничего страшного, мы заставим их подождать.
– Проблема в том, – поделилась Габриэла, – что Дине, как только она выйдет из больницы, необходим небольшой отдых. Около недели… Я очень хотела бы побыть рядом с ней, может быть, чем-нибудь помочь…
– Да, но захочет ли она, чтобы ты была с ней в это время?
– Кто знает?
– Габриэла, послушай, – настаивала Николь и иронически пощелкала языком. – Даже для цвета лица бывает полезно исповедаться перед подругой.
Габриэла улыбнулась – ей припомнилась привычка французов определять внутреннее состояние человека по цвету лица.
– Ты все-таки настоящая француженка, хотя столько лет прожила в Америке. Эти последние десять дней – что-то невероятное, мучительное и ошеломляющее. Одним словом, горячие выдались денечки, и, поверишь, в голове полный сумбур. Я не знаю, за что схватиться…
– Знаешь что, давай-ка выпьем по бокалу шампанского, оно нас слегка развеселит, – предложила Николь. – Правда, я расплачусь за это бессонной ночью. К сожалению, то, что улучшает цвет лица и исцеляет душу, вредно для печени… – Она выразительно похлопала себя по правому боку.
– Может, не стоит? – засомневалась Габриэла. – Не говоря уж о том, какой вред будет нанесен твоей печени и моей голове, сегодня я еще приглашена на обед.
– Кем? Любовником? – лукаво протянула Николь.
– Другом, – поправила Габриэла, предпочитая использовать более скромное американское выражение. – Хотя мне кажется, что в Америке это означает одно и то же.
– И слава Богу, ma cherie. Ты же знаешь, что все наши любовники, перестав быть друзьями, в финале становятся врагами.
– Ты начиталась статей в собственном журнале, – легкомысленно заметила Габриэла.
В этот момент в кабинет главного редактора заглянула секретарша.
– Господин Бурже на линии, – сообщила она.
– С кем он хочет говорить? – спросила Николь.
– С вами, но, когда я сказала, что вы беседуете с Габриэлой, он переменил решение и просит тебя. – Она глянула на миссис Моллой.
– Вот и прекрасно! – Николь легонько потянула Габриэлу за рукав. – Пойдем-ка в пустой кабинет, там ты сможешь спокойно поговорить. Знаешь, Паскаль сейчас занимается сбором материалов для твоей истории в Бургундии, – торопливо пояснила она. – Саша, любовница мужа Марианны, вчера ночью родила.
– Неужели? – удивилась Габриэла.
– Да, – сказала Николь, – более оскорбительного отношения к памяти Марианны, знаменитой кинозвезды, хозяйки дома, трудно себе представить. Только не ссылайся на меня, – торопливо добавила она. – Ведь мы же французы и выше всякой сентиментальной ерунды.
– Паскаль, ты меня слышишь? – спросила Габриэла сквозь потрескивания международного кабеля.
– Отлично, будто ты говоришь из соседней квартиры. Как дела? Как прошли похороны?
– Печально.
– А твоя дочь?
– Дина попала в автокатастрофу, но сейчас поправляется.
– Какой ужас! – воскликнул он. – Ничего серьезного?
– Ничего серьезного. – Ей менее всего хотелось сейчас говорить о Дине и выслушивать его рассуждения по этому поводу.
– Слава Богу! – В его голосе послышалось облегчение. Теперь он мог перейти к главной теме их разговора.
– Ты видела материал?
– Да, он мне понравился.