Мозаика теней

— Для чего предназначены твои благовония? — спросил я у возницы, решив скоротать время за разговором.

— Они для мертвых, — мрачно ответил тот. — Их тела намащивают благовониями.

Остаток пути мы молчали, благо путь оказался недолгим. Возница свернул с дороги и въехал под низкую арку монастырских ворот в замкнутый дворик, стены которого были выбелены известью. Мы осторожно переложили мальчика на каменные плиты. Я заплатил вознице два обола, и он тут же отправился дальше.

Появившийся во дворике монах взглянул на меня с неодобрением.

— Братия на молитве, — сообщил он. — Просителей мы принимаем только после девяти.

— Мое прошение не терпит отлагательств. — Слишком изможденный, чтобы спорить, я указал рукой на лежащего парнишку. — Если Бог не желает выслушать мою мольбу, то, возможно, к ней прислушается ваш врач.

Наверное, это прозвучало как богохульство, но мне было уже все равно. Монах возмущенно фыркнул и куда-то удалился.

Колокол пробил восемь раз, и монахи один за другим стали выходить из церкви. Никто из них даже не посмотрел в нашу сторону. Я наблюдал за тем, как они проходят мимо, и во мне закипала ярость. Мне хотелось крикнуть в их надменные лица: «Где же ваше христианское милосердие?» В этот момент во дворике появилась новая фигура — прислужница в простом зеленом платье, стянутом на талии шелковым шнуром. Я удивился, увидев ее, поскольку полагал, что в монастыре домашней работой занимаются послушники. Но по крайней мере, она обратила на нас внимание, и за одно это я был ей благодарен.

— Это ты спрашивал врача? — спросила она без всякого стеснения, ожидаемого от особы ее пола и общественного положения.

— Да. Ты можешь его привести? Мальчик вот-вот умрет.

— Я вижу.

Она опустилась на колени возле парнишки, пощупала его пульс и приложила ладонь к его лбу. Ее руки, как я заметил, были на редкость чисты для служанки.

— Он потерял много крови?

— Всю, которую ты видишь, — буркнул я, указывая на ногу мальчика, целиком покрытую запекшейся кровью. — И даже больше. Скорее приведи сюда врача. Он знает, что делать.

— Это уж точно.

Эта странная девица вела себя так же нескромно, как и выглядела: она не носила платка, чтобы прикрыть голову и плечи. Собственно говоря, ее вряд ли можно было назвать девицей, ибо в ее глазах читались мудрость и знание, которые приходят только с возрастом. Однако ее длинные черные волосы были стянуты сзади зеленой ленточкой, как у ребенка. И подобно ребенку, она и не думала повиноваться мне, а продолжала бесцеремонно осматривать парнишку.

— Ты что, не понимаешь? — воскликнул я. — Сейчас дорог каждый миг!

Похоже, мои слова все-таки возымели действие. Женщина поднялась с колен и посмотрела на открытые двери. Однако вместо того, чтобы поспешить туда, она повернулась ко мне и заговорила с неожиданной укоризной:

— Что же ты стоишь? Ты нес его так долго, что вполне можешь пронести еще несколько шагов. Монахи боятся прикасаться к умирающим, они считают, что это может их осквернить. Занеси мальчика внутрь, где мы сможем промыть раны и согреть его.

Я прямо остолбенел от ее самонадеянности.

— Только врач знает, что с ним следует делать!

Черноволосая женщина уперла руки в бока и сердито посмотрела на меня.

— Я и есть врач, и я велю тебе перенести мальчика внутрь, чтобы я могла промыть и перевязать его раны, пока он не ускользнул из мира живых. — Ее темные глаза нетерпеливо сверкнули. — Так ты сделаешь это или нет?

На моих щеках выступила краска стыда, и я покорно выполнил ее приказание. А затем сломя голову понесся во дворец.

Никогда прежде мне не доводилось бывать в дворцовых темницах, и я предпочел бы не попадать туда вновь. Я спустился вслед за гвардейцем по узкой винтовой лестнице глубоко под землю и оказался в достаточно просторном помещении, освещенном светом факелов. Массивные кирпичные колонны, соединенные наверху поперечными арками, походили на ребра огромного левиафана. На стенах между ними висели ужасные на вид инструменты. В центре помещения стоял грубо сколоченный стол и скамьи, на которых сидело несколько варягов, занятых игрой в кости. Даже сидя, они почти доставали головами до свисающих сверху закопченных светильников.

Высыпав на стол полную горсть монет, Сигурд поднял глаза.

— Ну наконец-то! — прорычал он. — Не надоело разыгрывать из себя доброго самаритянина?

— Я нашел мальчику врача, — холодно ответил я. — Где болгарин?

Кивком головы Сигурд указал на низкую арку, находившуюся у него за спиной.

— Там. Подвешен за руки. Мы его пока не трогали.

— Напрасно вы ждали меня. Его показания могут быть очень важными.

Сигурд помрачнел.

— Мне казалось, что евнух платит тебе за каждый день работы. В любом случае мы ждали не тебя, а переводчика. Или ты и сам говоришь по-болгарски, а?

Я пожал плечами в знак поражения, но Сигурд уже отвернулся и продолжил игру. Он не пригласил меня присоединиться к играющим, и после некоторого замешательства я отступил в темный угол, где и оставался сидеть, стараясь не прислушиваться к мрачным звукам, доносившимся в комнату охраны.