Я испытующе посмотрел ей в лицо, пытаясь понять, могу ли я довериться ей. Узнай кто-либо о том, что находящийся в этом монастыре подросток едва не убил императора, нам — и уж тем более мне — было бы несдобровать. Впрочем, в сложившейся ситуации иного выхода у меня, похоже, попросту не было.
Глубоко вздохнув и собравшись с мыслями, я рассказал Анне обо всем: о покушении на императора, о своднике Вассосе, о болгарине Калояне и о нанявшем его таинственном монахе, а также о том, где мы нашли мальчика. Помимо прочего я рассказал ей и о цангре, варварском оружии немыслимой силы, которое, надо сказать, интересовало меня далеко не в последнюю очередь. Закончив рассказ, я последовал совету Анны: вышел за дверь и уселся на знакомую ступеньку, стараясь не обращать внимания на подозрительные взгляды подручных Сигурда.
К счастью, Анна справилась с задачей до того, как вернулся Сигурд. Она по-прежнему улыбалась, но лицо ее приобрело куда более серьезное выражение. Я выслушал ее не перебивая, лишь уточнил несколько деталей. Рассказанная ею история в общем и целом не вызвала у меня особых сомнений. Меня смущал лишь один из ее эпизодов, и потому я попросил Анну вернуться в келью и задать мальчику еще несколько вопросов. Наконец, удовлетворенный услышанным, я поднялся со ступеньки и собрался уходить.
— Разве ты не станешь ждать своего друга? — удивилась Анна. — Он вот-вот вернется.
В этом я сильно сомневался. Гиппарх вряд ли рискнул бы еще раз доверить варягу своих лучших лошадей.
— И все-таки я пойду. Мне нужно перепроверить несколько моментов. — Я представил, как разозлит Сигурда мой уход. — Кстати говоря, Сигурда к мальчику лучше не подпускать.
— Пусть только попробует к нему подойти, — процедила Анна сквозь зубы.
— Вот и прекрасно.
Мальчик представлял собой слишком большую ценность, чтобы передавать его в руки тюремщиков и палачей, к тому же его раны могли загноиться в вонючем воздухе темницы. А еще я не мог сбросить со счетов то, что вложил в него частичку своей жизни.
— Я вернусь сегодня вечером или завтра утром.
— Я буду тебя ждать.
Донельзя тронутый последними словами, я покинул монастырь и тут же поспешил в город, стараясь держаться в стороне от главных дорог, дабы невзначай не столкнуться с Сигурдом. По пути я зашел на пристань, побывал в мастерской оружейника Луки и купил у торговца три сморщенных тыквы. Затем вышел в поля возле западных стен и провел там день, напрягая плечи и пугая тамошних ворон. Наконец, усталый, но в общем довольный, я направил свои стопы во дворец.
Завидев меня, стоявший возле ворот седовласый варяг Элрик заулыбался.
— Хорошо, что ты подошел к моим воротам, Деметрий. Сегодня твое имя склоняют во дворце на все лады.
— Сигурд?
— Ну а кто же еще! — Элрик переложил топор в другую руку. — Он утверждает, будто ты работаешь на врагов нашего императора и вдобавок обираешь казну!
Я усмехнулся: деньги способны свести с ума кого угодно.
— Интересно, а он стал бы драться за императора задаром? Он что, ромей, пытающийся защитить своего правителя и свою родину? Нет. Он движим теми же мотивами, что и печенеги, турки, венецианцы или, к примеру, норвежцы, которые служат в наших легионах отнюдь не бескорыстно. Их интересуют золото и слава.
По лицу Элрика пробежала тень.
— Не сомневайся в преданности Сигурда Византии, Деметрий. Да, он получает за свою службу деньги и тешит себя славой, как любой воин, но он любит императора так же, как монахи любят Бога. Если бы император оказался в окружении бесчисленных врагов и все было бы потеряно для него, Сигурд последним оставался бы рядом с ним, неважно, получал бы он за это деньги или нет. Можешь ли ты сказать то же самое о турках и печенегах?
Я пожал плечами.
— Благословен верующий, но фанатик опасен — его любовь нередко оказывается своей противоположностью. Как бы то ни было, я пришел не к Сигурду, а к советнику Крисафию.
— Кажется, ты принес ему подарок, — заметил Элрик, глядя на обернутый мешковиной плоский предмет у меня под мышкой, который вполне мог оказаться иконой, хотя и не был ею.
— Надеюсь, ему понравится, — спокойно ответил я. — Или же мне возбраняется входить во дворец из-за того, что я хочу сохранить в живых важного свидетеля?
Элрик решительно замотал головой.
— Крисафий тебя ждет.
Он вновь подозрительно глянул на мой сверток, отворил дверь и повел меня во внутренние покои дворца. На сей раз остававшиеся позади внутренние дворики и роскошные палаты не казались мне такими уж замечательными: фонтаны журчали тише, запахи были менее изысканными, а выражения лиц тех, кто нам встречался, — менее доброжелательными.
Я не видел, чтобы Элрик перекинулся с кем-нибудь хоть парой слов, но Крисафий уже ожидал меня. Он стоял в том же самом месте, где мы встречались в последний раз, среди колонн, украшенных мраморными бюстами древних правителей. Не успел я преодолеть разделявшее нас пространство, как он бросил мне в лицо слова, которые трудно было бы назвать приветственными.