— Анна, — сказал я, остановив ее у двери. — Пока мы говорили о Фоме, я едва не забыл об одной важной вещи. Мне очень хотелось бы, чтобы ты еще раз отобедала со мной. И с моими девочками, — торопливо добавил я, чтобы избежать упрека в неприличном поведении. — Может быть, в течение ближайших двух недель, прежде чем Великий пост ограничит мое гостеприимство.
Анна повернулась и взглянула на меня с подозрением. Сегодня она была одета в красновато-коричневую далматику, на которой неумелая окраска ткани создавала эффект древесных волокон или прожилок на листьях. Далматика была подпоясана все тем же неизменным шелковым шнуром, и ветерок, гуляющий по двору, прижал подол к бедрам Анны.
— Я принимаю твое приглашение, — ответила она. — Но если ты таким образом пытаешься подкупить меня, чтобы я согласилась с твоим нелепым планом, то ты просчитался.
— Независимо от твоего согласия принимать решение будет Фома.
Фома находился на кухне. Он без особого энтузиазма помешивал содержимое стоявшего на огне котла, из которого пахло фасолью, а сидевший на ступенях монах читал ему вслух какую-то главу из потрепанной Библии. При виде Анны монах поморщился, захлопнул книгу, закрыл на ней застежку и поспешил покинуть кухню.
— Это происходит постоянно, — заметила Анна без всякой обиды. — Кое-кому из них не нравится, что в стенах монастыря живет женщина, и все без исключения боятся того, что может произойти, если они останутся с ней наедине.
— Вот бедняги!
Фома поднял глаза от котла. Появление Анны вызвало у него робкую улыбку, ставшую гораздо шире при виде поспешного бегства монаха. Однако, увидев меня, он нахмурился и, видимо растерявшись, выпустил из руки черпак. Тот сразу же утонул в кипящем вареве, и Фома невольно выругался. Выражение, которое он употребил, вряд ли было почерпнуто им из Библии.
— Деметрий пришел, — медленно произнесла Анна. — Он хочет задать тебе вопрос.
Я подошел поближе, миновав длинный ряд железных горшков.
— Мне удалось кое-что узнать о монахе. — Я сделал паузу, желая убедиться, что Фома понял смысл сказанного. Заметив, что глаза у него застыли, а лицо начало подергиваться, я продолжил: — Думаю, он находится сейчас в большом лагере вар… твоих земляков, что находится возле стен нашего города.
Фома нерешительно посмотрел на Анну, и та произнесла несколько слов на его родном языке.
— Я хочу, чтобы ты пошел туда и отыскал монаха в этом лагере.
Фома долго молчал, не обращая внимания на булькающий котел, выплевывающий в воздух брызги похлебки. Некоторые из них падали на тунику юноши, но он этого даже не замечал.
— Если я туда пойду, он меня убьет, — сказал наконец он.
Я покачал головой.
— Нет. Ты узнаешь, где живет монах, и после этого отправишься в дом моего друга. — От волнения слова буквально вылетали у меня изо рта, и я заставил себя говорить медленнее. — Он защитит тебя и передаст нам твое донесение. После этого придет много воинов, они поймают монаха и запрут его в темнице.
Анна опять перевела сказанное на варварский язык. Я наблюдал за Фомой, надеясь, что Анна не воспользуется моим незнанием этого языка, чтобы отговорить его принимать участие в этой безумной затее. Наконец Фома заговорил в ответ, пожимая плечами и размахивая руками. Я начинал все больше беспокоиться, что мои аргументы его не убедили.
— Я пойду.
Следя за потоком иноземных слов, я пропустил момент, когда Фома перешел на греческий, и ему пришлось повторить:
— Я пойду.
— Пойдешь?
Он неуверенно кивнул.
— Хорошо. Очень хорошо!
— Когда же он возвратится, он волен будет поступить так, как того пожелает. Захочет — вернется в страну франков, захочет — останется в Константинополе или поселится где-нибудь еще в империи. — Произнося эту тираду, Анна твердо смотрела мне в глаза. — Обещаешь?
— Обещаю!
Хотелось бы мне знать, как убедить Крисафия выполнить это обещание, когда юноша передаст монаха в наши руки и захочет остаться у своих соплеменников.
Если, конечно, проживет достаточно долго для этого.
Мы стояли возле Адрианопольских ворот, дрожа от холода даже под плащами. Дождь, прекратившийся было вчера днем, снова пошел ночью и барабанил по крыше с такой силой, что я почти не сомкнул глаз. За два часа до рассвета мы — Анна, Фома и я — встретились у ворот при слабом свете факела, защищенного сводами арки. Горящие капли смолы с шипением падали с него в грязь под нашими ногами. Не слишком благоприятное начало для столь ненадежного предприятия!
— Если тебя будут расспрашивать, расскажи свою подлинную историю: как ты пришел сюда, какова судьба твоих родителей, как ты старался выжить в городских трущобах. Можешь обвинить во всех невзгодах ромеев, которые не помогли вашей армии и не оказали вам никакой помощи, когда вы вернулись в город.
Я не ждал, пока Анна закончит переводить мои слова, и не слишком заботился, поймет ли меня Фома. Все это я повторял ему прошлым вечером не меньше десяти раз, а сейчас говорил больше для того, чтобы успокоить нервы.