Мозаика жизни

—Тебе лучше как следует подумать, — сверк­нул глазами Чад. — У нас с тобой была связь. Если ты попытаешься опровергнуть это, то сде­лаешь большую ошибку.

Холодные когти страха схватили ее за горло. Но нельзя позволить, чтобы Чад заметил ее со­стояние.

—Мне не нравится угроза, которую я слышу в твоем голосе. — И вдруг страх, который он внушал ей, растаял. — Чад, анализ не может доказать, что у нас не было связи. Он только доказывает отцовство…

—Послушай, — начал он, грозя в воздухе пальцем, — я отец ребенка. И не позволю ка­кому-то ученому недомерку из лаборатории от­рицать мое право!..

Затянутая сеткой дверь черного хода откры­лась. В кухню вошел Люк, мрачный и реши­тельный.

—По-моему, тебе лучше успокоиться, крош­ка брат, — ледяным тоном посоветовал он Чаду

—Не тебе говорить мне… — сощурился Чад.

—Хватит! — приказала Дженни. Оба мужчи­ны уставились на нее. — Больше никакой борь­бы. Никаких споров. Ничего.

Молчание не заглушило кипящие страсти.

—Значит, — произнес Чад, — ты предпочи­таешь быть с ним, а не со мной.

Она глубоко вздохнула, потом покачала го­ловой.

—Я предпочитаю не быть с тобой, — сказа­ла она, глядя ему прямо в лицо.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В Дженни все трепетало от радости. Она задрала вверх голову и смотрела на оранжево-розовое небо.

Счастье, певшее в ее душе, от которого под­гибались колени, пришло от чувства свободы.

Когда Дженни вернулась из больницы, она ощущала гнетущее давление. Ей предстояло при­нять решение. Кто отец ее ребенка? Необходи­мость выбора между двумя братьями Прентисами висела над ней тяжелым грузом.

Разговор с Чадом раскрыл Дженни истин­ный характер этого человека, и она укрепилась в своем решении. Нет никакой необходимости провести всю оставшуюся жизнь с неприятным ей мужчиной лишь потому, что он, может быть, отец ее ребенка. Дженни поняла, что с ней происходило все последние недели. Ее угнетала мысль, что надо выяснить, кто же отец ребенка. И потом сделать этого мужчину центром своего существования.

Завернув за угол гаража, Дженни пошла пря­мо к ряду высоких деревьев. Днем она убежала в лес, чтобы спрятаться от прошлого, которое нарисовал ей Чад, спрятаться от не очень сим­патичной особы, какой она выглядела в его рассказах. Сейчас она просто хотела насладить­ся прогулкой и чувством полной и непривыч­ной свободы.

— Дженни!

Она оглянулась и призывно помахала Люку рукой. В улыбке, обращенной к нему, не было ни капли вины. Она покончила с тревогой и сомнениями — что ей следует или не следует делать, что следует или не следует чувствовать, как следует или не следует поступать.

—С тобой все в порядке?

—Я не просто в порядке, — еще шире улыбнулась Дженни, — я великолепно себя чув­ствую.

—Ты знаешь, я не мог удержаться и подслу­шал, о чем вы говорили с Чадом.

—Хорошо, — кивнула Дженни, — тогда мне не надо все тебе повторять. — Она посмотрела на ряды высоких деревьев. — Чад сказал, что ты всюду искал меня. Прости, что заставила те­бя беспокоиться. Я знаю, ты весь день работал, но, как по-твоему, ты выдержишь короткую прогулку? До ручья и назад.

—Конечно, — он искушающе улыбнулся, — по-моему, это мне по силам.

—Я приняла решение, — сказала Дженни. — Я пришла к заключению, что имею право вести счастливую и полную жизнь. Имею право вы­брать свое будущее, основываясь на том, чего я хочу. Не зависеть от того, что сделала прежняя Дженни и кого она обидела. — Она радостно вздохнула. — У меня такое чувство, будто я за­ново родилась. — Она отвела глаза. — Наверно, тебе это кажется глупым…

—Вовсе нет!

—И хотя я не хочу позволять прошлому диктовать мое будущее, — она глубоко вздохнула, — мне все же надо знать о прежней жизни. Пора собрать все кусочки мозаики и разложить их на столе. Мне надо видеть полную картину… и неважно, как безобразно она может выгля­деть. Или, в крайнем случае, настолько полную, насколько ты можешь показать ее мне.

Журчание бурного ручья стало громче. Они почти подошли к нему. Дженни нырнула под низко нависшую ветку. Опершись о большой валун, она нагнулась и сняла туфли.

—Я понимаю, тебе это нелегко. Ведь нам придется говорить о моих отношениях с Чадом.

Даже в тусклом свете сумерек она заметила, как сверкнули его глаза.

—Я не верю, что Чад говорил правду, — продолжала она. — Он слишком увлечен, разыгрывая какую-то интригу. Ведь ты знал, что Чад будет мне лгать, правда? — Она рассе­янно бросила туфли к подножию камня и по­низила голос: — Почему ты все время подтал­кивал меня выслушать его мнение? Ты же знал, что он будет лгать. Ты знал, что он все запута­ет, чтобы исказить правду. И ты знал, что я это пойму. В конце концов.

Люк стоял, скрестив руки на груди.

—Я на это надеялся. — Он посмотрел на землю, потом на нее. — Как бы это звучало, как бы я выглядел, если бы попытался расска­зать тебе о брате…

—Понимаю, — тихо проговорила она, сде­лала пару шагов по мшистой земле и оберну­лась к Люку. — Надеюсь, ты не будешь возражать. Уже несколько дней я умираю, как хочу это сделать. — И она вошла в холодный ручей.

Ручей был мелкий, вода плескалась у лоды­жек.