Мозес

Жилье Циммерманов располагалось на Г*** штрассе в многоквартирном доме. На первом этаже находилась портная лавка. Еще не забыты временна, когда здесь кипела работа. Швейные машинки отстукивали ритмы и несколько мастеров упорно шили днями напролет костюмы и платья. Теперь же тут царила тишина, а последняя швейная машинка, которую еще не отдали за долги, покрылась слоем пыли. Заказов почти не было, а редкие клиенты приносили только убыток, ибо деньги обесценивались быстрее, чем их успевали заплатить.

Но не отсутствие клиентов было главной причиной бедствия семейного бизнеса. В 1922 году в процветающее ателье Амрама пришел человек и сделал долгосрочный заказ на пошив форменной одежды. Владелец портной с радостью согласился, предвкушая солидный куш. Стороны заключили договор, и работа закипела. Мебель в квартире становилась роскошнее, обеденный стол разнообразнее. Но потом страну охватила инфляция. Деньги обесценивались и Амрам потребовал от заказчика повышения оплаты за продукцию, но тот пришел с юристом. Тыкая пальцем в договор, юрист настаивал на том, что цена, прописанная в документе не может быть изменена до конца его действия. Амрам с ужасом понял, к чему это приведет.

Инфляция набирала обороты. Прибыль становилась всё меньше, а затем и вовсе ателье стало работать в убыток. Цена на ткань росла каждый день вместе с курсом доллара, а цена одежды, по условиям договора оставалась прежней. Несколько десятков комплектов проданной одежды, покрывали по стоимости материалов только один. Амрам увяз в долгах. А когда он попытался разорвать контракт, заказчик стал угрожать ему и семье. Не раз видел Амрам под окнами своей квартиры людей в форме, пошитой в его же ателье. Они просто стояли, курили и болтали, нагоняя страх и тревогу на хозяина. Работники, долго не получая зарплату, ушли. Амрам начал распродавать вещи за бесценок, чтобы хоть как-то покрыть долги. А к настоящему дню он уже месяц как не поставлял заказчику одежду. В любой момент к нему могли прийти крепкие парни и напомнить, что договор дороже денег. Особенно сейчас, когда сумма меньше сотни миллионов марок не стоят ровным счетом ничего.

Амрам провел пальцем по швейной машинке и взглянул на собравшийся ком пыли, стряхнул его, и пошел наверх.

Прямо из ателье шла на второй этаж лестница. Она вела в просторную комнату с большим обеденным столом. Убранство квартиры не давала повода думать, что её хозяева живут впроголодь. Напольные часы в человеческий рост, картины и сервизы напоминали о былом достатке. Теперь же от всего этого не было проку, ведь даже продать что-то было проблематично. А домашней утварью, пусть даже позолоченной, голод не утолишь.

Из спальни раздался детский плач. В зал вышла юная девушка с младенцем на руках. Она иногда приглядывала за самым младшим Циммерманом, когда всей семье надо было отлучиться. Взамен она получала очередное украшение или косметику Марии. Хоть девушка и клятвенно заявляла, что помогает не ради подарков, но, тем не менее, не отказывалась от них. Однако на днях она сообщила, что последний раз присматривает за ребенком, ибо покидает город. Мария прощалась с ней как с родной дочерью и, зарыдав, на миг заглушила крик младенца. Но после взяла его на руки.

Мозес – самый младший Циммерман. Ему едва исполнилось три месяца, однако всю свою короткую жизнь он болел. Родился ребенок недоношенным и выжил разве что чудом. Днём и ночью он не давал покоя матери, но не криками, как обычные дети, а тишиной. Мария с замиранием сердца подходила к кроватке малыша, всякий раз, как тот внезапно умолкал. Пока беда обходила стороной, но состояние ребенка не улучшалось. По этой же причине Мозес не был своевременно обрезан как все иудейские мальчики. Раввин, взглянув на сына Амрама отказался проводить операцию, опасаясь за жизнь ребенка. Это очень опечалило отца. Пусть его и нельзя было назвать образцовым верующим, ведь он нерегулярно посещал синагогу и не всегда соблюдал субботу, но, тем не менее, многие традиции чтил.

Амрам посмотрел на сына и тяжело вздохнул. Мозес успокоился на руках матери, и Мария скрылась с ребенком в другой комнате, чтобы покормить.

***

На другой день семья избежала участи стоять в очереди за супом. Подруги Марии по мере сил помогли ей. Одна передала моркови и лука, а другая подруга – картофель. Больше всего выручила Селма Мердер, угостившая целой банкой тушеного мяса. Мария не стала спрашивать, кошерно ли оно. Сейчас было не до таких мелочей, а мужа она убедила что это говядина. Уложив Мозеса спать Мария принялась за готовку. К делу приобщилась и Сара. Мать часто учила её тому, что умела сама, а дочь в охотку внимала ей. Сара уже умела шить и резать овощи. Она шинковала морковь огромным для её детских ручек ножом кружочек за кружочком. Когда с морковью было покончено стук ножа по разделочной доске стих, а Сара потянулась за другим овощем.

– Мама, а Мозес умрет, да? – спросила она. Нож застучал по доске.

– Что? – у Марии дрогнула рука от услышанного и вместо картофеля она порезала палец.